– Пришли, – скинув с себя футболку, Данила оголил торс, к которому невольно пристал мой взгляд, пройдясь по рельефу мышц и изнеженной аристократической кожи, что в неярком свете фонаря казалась мертвецки бледной. Она сливалась с его белыми волосами, падающими тонкими прядями на лицо каждый раз, когда топор вонзался в дерево.
– И что мне теперь делать?
– Собирай! – парень точным ударом расколол кусок дерева на две половинки, и те рванули прочь, врезавшись в кирпичную стену дома, словно пытаясь сбежать от своей участи, страшно боясь пламенного будущего. – Что замерла? Работай, давай! – командным тоном приказал Данила, усмехнувшись, когда я рванула к брусочкам.
– А теперь куда?
– К остальным, – он кивнул в сторону сарая, где вразброс лежали такие же чурочки. – Шевелись, а то к вечеру не закончим.
– Ты руби, давай, а то только болтаешь, – сорвалось с языка, когда юноша начал снова подтрунивать надо мной.
«Тоже мне раскомандовался!» – услышав снова стук, я обернулась, облегчённо заметив, что он действительно принялся за работу, а мог бы оторвать голову, на что не раз намекал при встрече.
«По крайней мере, у этого задания есть маленький плюсик, – я радостно улыбнулась, направившись к следующему полену, который вздумал ускакать под колесо машины, – ему так же претит мысль быть вдвоём, как и мне».
Холод наступал, пробираясь внутрь, и не спасала от него ни беготня, ни одежда, в которую Валентина слоями обрядила меня, умудрившись даже забрать шерстяную кофту у Натали.
Завершала образ разодетой ёлки – шапка-ушанка Николая, которая благодаря лишь плотно затянутым узлам не сваливалась с головы от каждого движения.
Поддев палкой ещё одну жертву, что пыталась перелететь забор, я втащила её через щель обратно. Брусочек отчаянно брыкался, цепляясь за снег шершавой корой и яростно елозя по льду, но все попытки были тщетны. Тянущийся след вёл из глубокой тьмы прямо к моим ладоням.
– Да! – воскликнула я, победно размахивая над головой поленом. – Слушай, а ты мог бы рубить кучнее?
– А ты молча работать? – Данила скривился и кинул на меня презрительный взгляд.
– Так и скажи, извини, не могу – руки кривые.
– Хочешь проверить мою меткость?
– Даже не знаю… – задумчиво потянула я, наблюдая, как в голубых глазах полыхнуло оранжевое пламя. Интересно, как давно мой инстинкт самосохранения начал давать сбои? Почему вместо игнора, мы подначиваем друг друга, культивируя растущую внутри ненависть?
– Здесь забыла, – юноша топором махнул в сторону тропинки, за которой начинался густой лес. Он подходил прямо к высокой ограде, протягивая длинные ветви к большим окнам, сплетая их с огромным дубом, что высился в центре двора. – Справишься?