Лес остался позади, как и унылые холмы, покрытые бледной пожухлой травой. Теперь вокруг них раскинулся большой походный лагерь. Повсюду были разбиты разномастные адовары: серые холщовые; песочные их тонких, выделанных шкур; красные с черными глянцевыми крышами. Под навесами толкались вирты, жадно выхватывая пучки серой, колючей травы из деревянных яслей, пахло жареным мясом и приправами. И кругом, куда не посмотри, были люди. Много людей. Воины, в легких, кожаных доспехах, не сковывающих движение, или и вовсе в одних брюках и тяжелых походных ботинках. Рослые, сильные, загорелые. Они приветствовали Хасс с неизменным уважением — склоняли головы в коротком поклоне, и совершенно не скрывали своего интереса к пленнице.
— Это кого ты с собой притащил? — здоровенный, словно медведь, мужчина, с бородой, опускающейся до самой груди, подошел ближе.
Хасс натянул поводья, вынуждая вирту остановиться.
— Поймал. В долине.
— Не может быть, — присвистнул бородатый, и все, как по команде обернулись в их сторону.
Десятки любопытных взглядов щупали ее с ног до головы, заставляя втягивать голову в плечи и беспомощно цепляться вихрастую гриву вирты. Прятаться было некуда, вокруг незнакомая местность, позади каменная грудь Хасса.
— Давненько я свежего милрадского мяса не видал.
— Да на ней мяса, как на козе, — под одобрительный хохот остальных заметил один из воинов.
— Они все в долине бледные и хилые, как заморыши. Не кормят их там что ли?
— А мне нравится. Люблю тощих, так чтобы одной рукой поднять можно было, — молодой воин нагло подмигнул девушке, — пойдем со мной, принцесса. Не обижу.
Никогда еще на ее долю не выпадало столько откровенного мужского внимания. Ким чувствовала себя так, будто ее выставили на продажу перед озабоченной толпой, где каждый норовил облапать взглядом.
— Ни с кем она не пойдет, — Хасс одной фразой оборвал всеобщее веселье, — я везу ее императору. Если узнаю, что кто-то к ней сунулся — привяжу к хвосту вирты и пущу по полю, пока мясо до костей не сотрется.
Смешки моментально затихли, и даже бородатый здоровяк осмотрительно отошел от кхассера, хотя тот говорил абсолютно спокойно, без единой эмоции. Воины знали, что неповиновения он не терпел, и в его словах не было ни грамма шутки. Привяжет, пустит и будет равнодушно наблюдать за казнью.
— Кто из кхассеров еще в лагере? — осведомился он.
— Аксель, Брейр, два дня вернулся Киллай со своим отрядом, но сейчас уехал на восток, проверять гарнизон возле переправы, — отрапортовал один из воинов.
— Остальные в главном шатре?