Чиновники в британском правительстве хотели услышать обратное: они желали немедленной оккупации трех портов. Им была ближе точка зрения капитана Проктора, который продолжал выступать за немедленную оккупацию. Что еще важнее, им был ближе генерал Альфред Нокс, бывший военный атташе в Петрограде и главный связной с русской царской армией [47]. Этот хрупкий австриец умело владел ядовитым пером и ненавидел все, за что боролся Брюс Локкарт.
Нокс подготовил для Военного кабинета язвительное опровержение доктрины Локкарта, озаглавленное «Задержка на Востоке» [48]. Он писал: «Политика заигрывания с большевиками ошибочна как с политической, так и с моральной стороны». Британцы должны выступить в поддержку антикоммунистов: «Если мы хотим выиграть войну… мы должны открыто поддержать небольшевистские элементы, которых в России большинство». Как и Проктор, Нокс хотел «провести японцев насколько возможно на запад», прежде всего чтобы восстановить Восточный фронт и «сплотить русских… у которых сохранилось чувство национальности и уважения к национальной Церкви». Он тоже считал большевиков немецкими пешками. Хотя в своем меморандуме Нокс не использовал слово «контрреволюция», но именно ее он поддерживал.
Локкарт, возможно, и привык к романтическим превратностям судьбы, но у него не было опыта нахождения в серьезной профессиональной оппозиции. Теперь, когда он столкнулся со скепсисом в свой адрес, его телеграммы в Уайтхолл стали более язвительными: «Я думаю, здесь игра еще стоит свеч… не вам ее вести» [49], и два дня спустя: «Если правительство ее величества считает, что подавление большевиков важнее, чем полное господство Германии над Россией, я буду благодарен за информацию» [50]. В другой телеграмме он практически обвиняет министра иностранных дел во лжи [51].
В Министерстве иностранных дел такое поведение считали недопустимым. Некоторые сотрудники сочли, что молодой эмиссар — большевик или, по крайней мере, симпатизирует большевикам. Возможно, они думали так с самого начала. Теперь они писали заметки на полях его докладов, передавая их со стола на стол: «Советы мистера Локкарта плохи, но нас нельзя обвинить в том, что мы им следовали» [52]; «Он истеричен и ничего не добьется» [53]; «В его телеграммах много дерзости по тону и содержанию» [54]. Роберт Сесил написал письмо Артуру Бальфуру: «Не кажется ли Вам, что настало время намекнуть Локкарту: его дело — убедить Троцкого в нашей правоте, а не нас в том, что Троцкий прав?» [55]
Артур Бальфур, известный своей гибкостью и философским складом ума, любил назначать себе нескольких советников, предлагавших противоположные мнения. Локкарт и Нокс как раз были таковыми. Теперь эта пара вступила в борьбу за его поддержку. Как и следовало ожидать, Локкарт, которому Бальфур передал бумагу Нокса, сражался за свое мнение изо всех сил. «Это сложная ситуация… это не задача для… человека с таким типом характера, как генерал Нокс» [56]. Через неделю он писал: «Мне будет очень жаль, если в это критическое время человека с такими поспешными и изменчивыми суждениями, как генерал Нокс, сочтут более надежным, чем я» [57]. Но, как предупреждал его друг из Уайтхолла, «хорошо смеется тот, кто смеется последним» [58]. В силу своего местонахождения Локкарт не мог оставить за собой последнее слово. И хотя Бальфур не стал полностью отрекаться от своего человека в Москве и оказывал ему поддержку, он выбрал Нокса.