Он был прав.
Возможно, конечно, он снова ошибался из-за своих предубеждений и предвзятого отношения к сквайру Освальду, но в тот момент Кристине все его слова показались очень разумными. Она вдруг остановила своего коня и закусила верхнюю губу, чувствуя, что вот-вот расплачется. Горечь разочарования и жар ярости сцепились в её душе, выворачивая её наизнанку. Конечно, при возвращении господина Гленна стоит с ним поговорить, разъяснить всё, что так взволновало Кристину… Хотя наивно надеяться, что он сразу признается. Поэтому стоит намекнуть, начав издалека, и, возможно, он сам расскажет обо всём…
— Как же всё сложно, — вздохнула Кристина, когда они уже повернули назад, к Эори. С каждым часом всё сильнее холодало, и она то и дело поправляла чёрный плащ на плечах — меховая опушка щекотала щёки, однако хорошо согревала шею. — Он же дядя моей матери, зачем ему так поступать со мной? И неужели он думает, что мой отец допустил бы подобное?
— Возможно, он надеется, что ваш отец не вернётся, — пожал плечами капитан Фостер, так просто говоря о столь пугающих вещах.
Кристина горько усмехнулась: они резко перестали называть господина Гленна по имени, обходясь одним коротким словечком «он».
Она вновь остановила свой отряд на небольшой возвышенности недалеко от Нижнего города, чтобы ещё раз полюбоваться на него сверху. Это была действительно большая, необъятная местность, сердце Нолда, отданное лордом Джеймсом под её, Кристины, ответственность… и она не имеет права подвести. И присваивать это раньше времени тоже не смеет.
Ненароком опустив взгляд, Кристина вдруг обнаружила, что жухлая трава под копытами её коня покрылась тонким слоем мелких снежинок. Тогда она подняла голову и увидела, что с серо-голубого, прямо как её глаза, неба падал снег. Снежинки были маленькими, напоминающими крупу; они покалывали лицо и быстро таяли на ещё тёплой осенней земле, но всё же постепенно окрестности Эори начинали белеть, а тонкое снежное покрывало становилось всё более пушистым и плотным.
Кристина улыбнулась. Она любила снег и теперь была счастлива видеть его. Мир становился белым-белым, чистым, как платье невесты, свежим, как родниковая вода, и блестящим, искрящимся, как алмазы. И даже сейчас, когда снега выпало совсем мало, когда настоящая зима ещё толком не заявила о своих правах на этот мир, всё вокруг постепенно преображалось, даря надежду на лучшее — на лёгкое объяснение с господином Гленном, на окончание войны и скорое возвращение отца, живого и здорового.
На то, что вот-вот жизнь вернётся на круги своя и всё будет как раньше.