Он был так красив и печален, что любой должен был бы провалиться сквозь землю от стыда, что стал причиной его печали. Больше всего на свете Анне захотелось оказаться как можно дальше отсюда, и чтобы взгляд светлых до прозрачности глаз хозяина этого места не пытался вывернуть её на изнанку. Анна глядела в это лицо, лишенное примет возраста, и подумала неожиданно, а смогла бы она по строению костей определить хоть что-то.
Удивительно, но от этой мысли ей стало в какой-то мере легче. Как будто над ней ослабела власть чего-то, чему у Анны названия не было.
Она кашлянула и сказала:
— Я пришла вернуть эту вещь, потому что меня попросили об этом.
Хозяин холма даже не глянул на веточку в руке Анны. В упор он смотрел на неё саму.
— Ты похожа на неё, — проговорил он. — Ты её дочь? Почему она не пришла сама? Это так… по-человечески, посылать другого туда, куда ты не осмеливаешься прийти сам.
— Моя тётя мертва, — ровно сказала Анна. — Я не знаю, почему она не пришла сама раньше.
На лице мужчины в первый раз промелькнуло что-то живое. Он даже чуть подался вперёд:
— Как давно?
— Четыре года назад. — И добавила, не совсем понимая, зачем: — Рак.
— Не знаю, справедливым мне счесть это или нет.
— Болезнь никогда не бывает справедливой, — Анна сама удивилась, как жёстко это прозвучало.
— Я расскажу тебе, и решай сама, сколько в этой истории справедливости, — сказал сид. Анна сообразила, что это его Молли Кэрри называла Ясенем.
Слушать Ясеня Анне не хотелось. Хотелось домой. Или хотя бы сесть, чтобы не торчать так дурацки посреди каменного круга. Мало того, что босая и в грязных джинсах.
— Я не буду никого судить. И разбираться, что справедливо, а что нет. Я пришла по просьбе мёртвой женщины, которая хочет… — Анна запнулась, пытаясь лучше сформулировать, чего хотела несчастная Молли Кэрри. — Которая хочет умереть до конца.
— Тебе придётся, — в голосе сида появилось что, похожее на угрозу. — Раз уж ты взялась говорить за мёртвых.
Про себя Анна обозвала его трижды сукиным сыном. Подумала, что тёте, должно быть, он вымотал изрядно нервов, что бы ни связывало этих двоих. Переступила с ноги на ногу. С тоской вспомнила про Марти Доннахью, который понятия не имеет, куда делась его подопечная. Он-то должен был знать, что делать с таким вот персонажами.
Очень хотелось сесть. Не то чтобы её смущала необходимость сидеть на траве, но Анна представила, как будет смотреть со своего возвышения на неё этот красавец, и осталась стоять. Арфа смолкла. Игравшая на ней девушка обняла инструмент тонкими руками. В наступившей тишине голос Ясеня стал глубже и печальнее: