Бьянка торопливо кивает, будто подтверждая согласие. Из элегантной, спокойной, раздающей указания синьоры, с которой я познакомилась, не осталось и следа. Она уже пытается с умоляющим взглядом повернуться к Ла Манте, но стоит только ей шевельнуться, как в шею упирается холодное лезвие.
– Вы не понимаете, – серьезно отвечает Ла Манта. Решимость этого маленького человечка в чем-то даже трагична.
– Синьор Ла Манта, – продолжает Берганца. – Мы незнакомы, но у меня есть некоторый опыт в данной области, я разбираюсь в людях, и считаю, что вы человек хороший. Хороший человек, который, возможно, поддался обманчивым внушениям или событиям. Это так, верно? Потому что, если так, вам нечего бояться. Просто положите нож, и покончим с этой неприятной историей.
Этому, наверное, учат в полиции: оставлять преступнику возможность выбора, открытую дверь. И здесь есть своя логика. Возможно, я бы тоже так поступила, предложила бы достойный выход из ситуации. Может и сработать.
Но не с Ла Мантой.
– Вы не понимаете, – повторяет он.
– Чего я не понимаю, синьор Ла Манта? Объясните мне, – предлагает Берганца.
Из моего укрытия видно, как его рука под полой плаща сжимает пистолет.
Маккьо не сводит с Ла Манты ни глаз, ни оружия, но не может и пальцем шевельнуть, потому что взгляд Ла Манты мечется между ним и Берганцей, а прижатому к яремной вене Бьянки ножу хватит и тени усилия, чтобы все, что должно оставаться внутри, оказалось снаружи. Что до меня, сидящей на корточках за стеной и выглядывающей из-за ног мужчин, Ла Манта, похоже, третьего гостя даже не заметил, и, так как пока меня это устраивает, ничего менять я не собираюсь.
– Не могу, – отвечает Ла Манта. – Это бесполезно. Вы все равно не поймете.
– Попробуйте, – настаивает Берганца. Бог знает, какие страдания ему, с его аллергией на болтовню, причиняет необходимость стоять и изображать парламентера перед разочарованным психопатом.
– Она видит ангелов, – решается Ла Манта. Чтобы подчеркнуть, что под «она» имеется в виду Бьянка, он слегка перемещает нож, тыкая ее в шею, и я отчетливо слышу, как сердца Берганцы, Маккьо и в особенности Бьянки пропускают удар.
– Понимаете? Она видит – видит! – ангелов. Эта дрянь, купающаяся в деньгах, видит ангелов. – Нож опасно вибрирует в его руке. В этом-то и проблема с некоторыми сумасшедшими: вероятно, они и не хотят убивать, но в итоге все равно убивают, потому что не могут себя контролировать. Как ужасно. – Ангелы выбрали, с кем будут говорить, и выбрали ее. А мне очень нужно с ними поговорить. Я… Есть вещи, которые я просто обязан знать. Эта дрянь хочет выйти отсюда? – Еще тычок ножом, чтобы и в этот раз ни у кого не возникло сомнений, кто «эта дрянь». Лезвие оставляет царапину на шее, и Бьянка стонет. – Хорошо. Я ей сразу так и сказал. Хотите уйти, синьора? Поговорите с ангелом. Позовите его сюда. Скажите ему, что кое-кому нужно с ним словечком перемолвиться. Всего словечком. Если ангелы ее так любят… непонятно, почему именно ее, ну да ладно, если они ее любят так сильно, как кажется, разве им сложно будет спуститься на минутку и показаться и мне тоже, верно? Только чтобы спасти ее. И вот. Никаких ангелов. Ни единого гребаного ангела не спустилось ко мне.