Есть и раздвижной стол, который сейчас собран; почти все место на нем занимает древний компьютер. Он включен, но в спящем режиме, и экранная заставка светится странным молочно-белым светом, сильно отличаясь от тех ярких картинок, что используют сейчас для демонстрации качества монитора. Судя по виду, используют компьютер очень часто, но мышка лежит так, что ее закругленный профиль идеально повторяет очертания такого же закругленного коврика-подложки, в свою очередь, расположенного точно у самого краешка стола. Из торца компьютера торчит связка кабелей, тщательно переплетенных и стянутых шнурочком.
В углу между плитой и стеной, в кресле, сидит Бьянка Дель Арте Кантавилла. Половина лица у нее обмотана чем-то голубым, возможно, женским платком, тоже, вполне вероятно, полученным по наследству. Поверх кляпа отчетливо видны распахнутые в ужасе глаза, смотрящие на застывшего на пороге комиссара. Белых волос уже несколько дней не касалась расческа, и вид у них грязный, как у снега на городских улицах. На Бьянке спортивная форма небесно-голубого цвета, которая тоже не кажется особенно чистой. Руки связаны за спиной: с моего места отчетливо видна довольно толстая веревка, тянущаяся от ее лодыжки до старой батареи.
Очередная верная догадка комиссара, мысленно отмечаю я.
Рядом с Бьянкой стоит сухощавый хилый человечек, сутулый, но с круглым, несмотря на тщедушное телосложение, животом. Возможно, когда-то он был стройным и с хорошей осанкой, но сейчас напоминает скорее пыльную тряпичную куклу, хотя старым не выглядит. На нем коричневые штаны и линялая розовая рубашка, из воротника которой торчит шея без подбородка. Голова странной формы, хотя, может, она не всегда была странной, а стала такой, когда начавшие выпадать волосы остались только в виде пучков по бокам черепа.
Рот и нос расположены слишком далеко друг от друга, будто рот соскользнул вниз к слабо очерченному подбородку; глаза близко посажены, темные и враждебные. Остальное лицо и тело в целом обычные, точнее, ближе к миролюбивому, комично-уродливому. Но глаза враждебные и решительные. Этому впечатлению, вероятно, способствует правая рука, прижимающая нож к яремной вене Бьянки.
– Ненавижу всегда оказываться правым, – еле слышно шепчет Берганца.
Несколько долгих, а может, только кажущихся долгими секунд, комиссар с Ла Мантой просто смотрят друг на друга.
– Ну же, синьор Ла Манта, – произносит наконец Берганца. – Положите нож. Неприятности вам совершенно ни к чему.
– У меня и так уже неприятности, – отвечает человечек.
– Что ж, – вздыхает Берганца, – похищение человека, конечно, не прогулка на свежем воздухе, но если синьора Кантавилла согласна дать показания, что с ней обращались уважительно, не вижу причин, почему бы не обойтись минимальным наказанием.