Суркова, представлявшегося Толей, ответ Алекса удивил как не прогнозировавшийся.
– А знаете, как бы дико это ни звучало, я соглашусь, – после длинной паузы откликнулся Алекс. – Поясню даже почему – притормозить конвейер, плодящий трупы, с чего, собственно, началось наше с вами «знакомство», как и помешать тому, чтобы ВВП разделил судьбу Каддафи и Чаушеску – чудовищное варварство даже по меркам 1989 года. Разумеется, если ваше предложение не измышлизм или провокация. Более того, узнай я о тендере раньше, без ложной скромности предложил бы себя как, не исключено, лучшую кандидатуру…
Даже Сурков, интеллектуал и яркий полемист, пришел в замешательство: не ошибся ли он с выбором? Кто он, Алекс Куршин – свободный от предрассудков, одаренный аналитик или чудаковатый, витающий в эмпиреях идеалист? Но разговор о насущном – арбитраже внутренних конфликтов подполья – рассеял опасения Заговорщика №1.
У Алекса по-прежнему ничего не получалось. Наверное, не столько из-за ползучей меланхолии, сколько оттого, что его последняя ипостась – обслуживание интересов престола в стилистике либерального комментария – давила шаблоном, мешая абстрагироваться. Пусть в дискурсе несистемной оппозиции, Алекс слыл попутчиком, все же к той страте, куда не смотри, принадлежал. При этом осознавал, что там он инородное тело как человек, тяготеющий к практической стороне дела, то есть к общественно полезному труду, либеральным бомондом не привечаемому. Алекса буквально выворачивало от неугасающих пикировок «в» или «на» Украине, вселенского потопа общих слов, череды комиссий, комитетов, надуваемых, точно воздушные шары, под общим девизом «Заграница нам поможет!» В какой-то степени Алекс даже был благодарен ВВП, незримо подталкивавшему к предметности анализа, его практическому КПД. Иначе бы с движением горлопанов-невротиков он давно бы распрощался, сколько бы декларируемая ими философия – контрастом насаждаемому Кремлем новому средневековью – не перекликалась с его системой ценностей.
Так вот, сей момент Алекс в муках творил нечто для себя новое, где у слов и идей – новый контекст, следование которому сродни инструкции по эксплуатации; чуть схалтурил или недоработал – на выходе травматизм, а то и смертность.
Речь шла о политтехнологических инструментах, призванных расшатать монолит российского статус-кво и перезапустить часы на Спасской башне, казалось, обреченные на хроническое отставание. Образно выражаясь, о семенах раздора для пропрезидентского большинства, которые заговор рассчитывал с помощью Куршина и ему подобных посеять.