.
В то же время их приводила в ужас грубость фетишизма и нелепость ее суеверий. Они испытывали в основном неодолимое отвращение к почитанию животных и растений, которое во все времена было слабым местом бытовой религии египтян, и со времен Саисской династии, по-видимому, стало практиковаться с новым пылом, как и все архаичные обряды. У комиков и сатириков не истощались шутки в адрес поклонников кошек, крокодилов, лука-порея и репчатого лука. «О, святой народ, — с иронией пишет Ювенал в письме, — у которого боги заводятся даже в огороде»{116}. Короче говоря, к этому диковинному народу, который все отделяли от остального мира, у жителей Запада было примерно такое же отношение, какое долго сохранялось у европейцев по отношению к китайцам.
В греко-латинском мире чисто египетский культ был бы неприемлемым. Заслуга политического гения Птолемеев, создавшего это смешанное произведение, состоит в том, что он отверг или смягчил то, что, подобно абидосским фаллофориям, было отвратительным или чудовищным, чтобы сохранить только то, что могло волновать или привлекать. Это была самая цивилизованная из всех варварских религий; в ней оставалось достаточно экзотики, чтобы возбуждать любопытство греков, но не так много, чтобы ранить их утонченное чувство меры, и ее успех был ошеломляющим.
Ее принимали везде, где ощущалась власть или авторитет Лагидов, везде, куда достигали связи Александрии, великой торговой метрополии. Лагиды побуждали к ее принятию правителей и народы, с которыми заключали союзы. Царь Никокреонт ввел ее на Кипре после того, как обратился к оракулу в Серапиуме{117}, а Агафокл — в Сицилии, женившись на падчерице Птолемея I (298 г до н.э.){118}. В Антиохии Селевк Каллиник построил святилище, чтобы поместить в нем статую Исиды, присланную ему из Мемфиса Птолемеем Эвергетом{119}. Птолемей Сотер в качестве залога своей дружбы ввел в Афины своего бога Сераписа, у которого отныне был храм у подножия Акрополя{120}, а Арсиноя, его мать или жена, заложила в 307 г. еще один храм в Галикарнасе{121}. Так политическая деятельность египетской династии вела к повсеместному признанию божеств, слава которых была до некоторой степени связана с величием их родины. От Апулея мы знаем, что при империи жрецы Исиды первым упоминали в своих молитвах правящего владыку{122}; разумеется, они всего лишь подражали тому благодарному почитанию, которое их предшественники оказывали Птолемеям.
В то же время под защитой египетских флотилий{123} моряки и торговцы распространяли культ Исиды, покровительницы мореплавателей, по всем побережьям Сирии, Малой Азии и Греции, на островах Архипелага и вплоть до Геллеспонта и Фракии