.
В период своего прибытия в Италию Исида не была очень уж суровой богиней. Отождествляя ее с Венерой, а Гарпократа с Эротом, ее особенно почитали женщины, для которых любовь была профессией. В городе удовольствий, каким тогда была Александрия, она утратила всякую суровость, да и в Риме эта добрая богиня всегда оставалась очень снисходительной к человеческим слабостям. Ювенал грубо именовал ее сводней{153}, а ее храмы пользовались более чем сомнительной славой: туда частенько наведывались молодые люди, искавшие любовных приключений. Сам Апулей, чтобы выразить свой неофитский пыл, избрал форму непристойного рассказа.
Но, как мы говорили, Египет был полон противоречий, и, когда более взыскательная нравственность потребовала от богов, чтобы они сделали человека добродетельным, александрийские мистерии вызвались ее удовлетворить.
Во все времена египетский ритуал придавал большое значение чистоте, или, говоря точнее, чистоплотности. Перед каждой церемонией ее совершитель должен был пройти омовения, а иногда и окуривания или помазания, определенное время воздерживаться от некоторых кушаний и хранить целомудрие. Первоначально с этим очищением не связывали никакой нравственной идеи. По своему смыслу это была процедура, призванная отогнать злых демонов, или ее целью было привести священнослужителя в такое состояние, в котором жертвоприношение сможет увенчаться желаемым результатом. В то время она была сопоставима с диетой, обливаниями и растираниями, которые предписывает врач ради достижения физического здоровья. Внутренние настроения священника были так же безразличны для небесных духов, как заслуги и провинности усопшего для Осириса, загробного судьи. Чтобы дозволить душе войти в поля Пару, ему было достаточно произносимых ею богослужебных формул, и, если она заявляла о своей невиновности в соответствии с предписанным текстом, ей верили на слово.
Но, как и во всех древних культах{154}, в египетской религии этот примитивный взгляд постепенно видоизменился, и из него неспешно выступило новое представление. От сакраментальных очистительных действий стали ожидать решения нравственных задач, сформировалось убеждение, что они делают человека лучше. Приверженцы Исиды, которых Ювенал{155} изображает разбивающими лед Тибра, чтобы искупаться, и обходящими вокруг храма на окровавленных коленях, надеялись этими страданиями искупить свои грехи и восполнить свои упущения.
Когда во II в. н.э. новый идеал вырос в общественном сознании, когда даже колдуны стали благочестивыми и степенными людьми, свободными от страстей и желаний, более почитаемыми за безупречность своей жизни, чем за белое льняное одеяние