. Таким образом, сирийцы распространились по всей провинции до Трира, где их народ пользовался большим влиянием. Даже варварские нашествия V в. н.э. не остановили их иммиграции. Святой Иероним рассказывает нам о том, что они объезжают весь римский мир посреди бедствий, связанных с вторжением, до такой степени прельщенные приманкой наживы, что пренебрегают любыми опасностями. В варварском обществе роль этого цивилизованного и городского элемента стала еще более значимой. При Меровингах, около 591 г. н.э., их вес в Париже оказался достаточным, чтобы повлиять на выбор епископа, которым стал один из них, и захватить все церковные должности. Григорий Турский рассказывает, что во время входа короля Гунтрамна в Орлеан в 585 г. н.э. было слышно, как толпа превозносит его — «на латинском, еврейском и сирийском языках»
{210}. Чтобы эти торговые колонии исчезли, потребовалось уничтожение средиземноморской торговли сарацинскими корсарами.
Эти поселения оказывали глубокое воздействие на экономическую и материальную жизнь римских провинций, и в частности Галлии: будучи банкирами, сирийцы сосредоточили в своих руках огромную часть торговли серебром и монополизировали ввоз из Востока дорогих продовольственных товаров и предметов роскоши; они продавали вино, специи, стекло, шелк и пурпур, золотые и серебряные изделия, служившие образцами для местных ремесленников. Их моральное и религиозное влияние было не менее значительным: установлено, что в христианскую эпоху они способствовали становлению монашеского жития и ввели на Западе почитание распятия, усилившееся в результате противостояния с монофизитами. В течение пяти первых веков христиане питали непобедимое отвращение к тому, чтобы изображать Спасителя мира пригвожденным к орудию казни, более позорному, чем наша гильотина. Сирийцы впервые выдвинули на смену туманному символизму реальность во всем ее патетическом ужасе{211}.
Во времена язычества религиозное влияние этого пришлого населения было не менее примечательным. Небесные дела всегда занимали этих торговцев не меньше, чем земные. Во все времена Сирия была страной ревностного благочестия, и в первом веке ее чада стремились распространить на Западе культ своих варварских богов с таким же жаром, с каким после своего крещения проповедовали христианство вплоть до Туркестана и Китая. Как на островах Архипелага в течение александрийского периода, так и в латинских провинциях при империи эти купцы старались одновременно со своими лавками устраивать часовни, где совершали свои экзотические обряды.