Божества финикийского побережья легко перешагнули через моря: вот на берег ступил Адонис, которого оплакивали женщины Библоса; Балмаркодес, «господин танцев», прибыл из Берита, а Марнаса, повелителя дождей, почитали в Газе; и на побережье Остии, как и на Востоке, весной отмечался морской праздник Майюма{212}.
Вместе с этими наполовину греческими культами из глубины страны прибывали более чистые семитские, так как купцы часто были выходцами из периферийных городов, вроде Апамеи или Эпифании во внутренней Сирии, или даже равнинных деревень. Эмиграционный поток возрос до такой степени, что Рим включил в свою империю мелкие княжества по ту сторону Ливана и Оронта, еще сохранявшие шаткую независимость. В 71 г. н.э. Коммагена, находившаяся между Тавром и Евфратом, была захвачена Веспасианом; чуть позднее были одинаковым образом низложены династии Халкиды и Эмесы. По-видимому, Нерон тогда уже овладел Дамаском; через полвека Траян основал на юге новую провинцию — Аравию (106 г. н.э.), и в это же самое время утратил свою автономию оазис Пальмира, крупный торговый узел. Таким образом, Рим распространил до самой пустыни прямую власть над странами, претерпевшими лишь поверхностную эллинизацию и по-прежнему практиковавшими местные культы со всем своим безудержным рвением. С этого времени между Италией и этими, дотоле малодоступными странами установились частые сношения. Торговля между ними достигла такого уровня развития, что для нее прокладывались дороги, а административные нужды вместе с торговыми интересами порождали нескончаемый обмен людьми, продуктами и верованиями между отдаленными от центра областями и латинскими провинциями.
В результате за этими завоеваниями последовал новый наплыв сирийских божеств на Запад. Так, например, в Путеолах, где сходились основные морские пути с Востока, во II в. н.э. был храм Дамасского Ваала (Jupiter Damascenus), в котором побывал Дусарес, выходец из аравийской глуши, чтобы воздвигнуть алтари и принести в дар двух верблюдов, нагруженных золотом{213}, святилище обслуживали уважаемые горожане. При этом они желали водить дружбу с божеством, известным своей большей древностью, Хададом из Баальбека-Гелиополя (Jupiter Heliopolitanus), огромный храм которого, восстановленный Антонином Пием и считавшийся одним из чудес света{214}, снова встал перед Ливаном во всем своем величественном изяществе. Наряду с Беритом, самой древней колонией, основанной в Сирии при Августе, был Гелиополь; его бог не остался чужд привилегированного положения, предоставленного жителям этих двух городов, почитавших его в общем культе