возрождаются к новой жизни.
Это теологическое представление проникло в западное язычество вместе с мистериями сирийских Ваалов{274}. Когда в римских провинциях обнаруживается посвящение deus aeternus (вечному богу), речь всегда идет о сирийском звездном боге, и, что примечательно, в ритуалах этот эпитет стал употребляться только во II в. н.э. — одновременно с распространением культа бога Неба (Caelus){275}. Философы издавна помещали первопричину за пределами времени, но они не смогли внедрить свои теории в народное сознание, не удалось им и изменить закрепленной в традиции формы богослужения. Для народа божества всегда были существами, более красивыми, более сильными и более могущественными, чем люди, но появляющимися на свет подобно нам, только неподвластными старости и смерти, бессмертными богами древнего Гомера. Сирийские жрецы популяризовали в римском обществе понятие о Боге без начала и конца и вместе с еврейским прозелитизмом способствовали тем самым возведению в религиозную догму того, что прежде было не более чем метафизической теорией.
Ваалы были настолько же вселенскими, насколько и вечными, и их власть не знала ограничений ни в пространстве, ни во времени, Эти две мысли соотносятся; титул «mar‘olam», который они иногда носили, можно перевести как «владыка Вселенной» и в то же время как «владыка вечности», и, разумеется, были охотники отстаивать их право на это двойственное качество{276}. Небеса, населенные божественными созвездиями, по которым перемещаются планеты, уподобляемые обитателям Олимпа, своим движением определяют судьбы человеческого рода, и вся земля послушна велениям, обусловленным их обращением{277}. С этих пор древний Ва 'al samîn по необходимости трансформировался во вселенскую силу. Без сомнения, в Сирии еще при цезарях продолжали проявляться следы той эпохи, когда местному богу, фетишу клана, могли поклоняться только его члены, а чужестранцы допускались к их алтарям только после церемонии инициации, в качестве братьев или, по крайней мере, гостей и клиентов{278}. Но как только перед нами начинает разворачиваться история великих божеств Гелиополя и Иераполя, мы замечаем, что они считаются общими для всех сирийцев, и, чтобы снискать их милость, в эти святые города приходит множество паломников из отдаленных стран. На Западе Ваалы находили прозелитов именно в качестве покровителей всего человечества и собирали в своих храмах представителей всех рас и народов. В этом отношении они явственно отличались от Иеговы.
В соответствии с сутью язычества понимание некоего божества расширяется по мере того, как растет число его приверженцев. Каждый приписывает ему какое-то новое качество, его характер усложняется по мере увеличения численности его поклонников. Становясь более могущественным, оно стремится подчинить себе богов, которые его окружают, объединив в себе их функции. Те же, чтобы противостоять грозящему им поглощению, должны обладать резко очерченной личностью, очень своеобразным характером. Однако расплывчатые божества семитов были лишены такой отчетливой индивидуальности. У них, не в пример эллинистическому Олимпу, мы не находим хорошо организованного сообщества бессмертных, каждый из которых обладает собственной физиономией, независимой жизнью, богатой приключениями и опытом, и выполняет какое-то особое дело, исключающее все прочие: один — врач, другой — поэт, третий — пастух, охотник или кузнец. Найденные в Сирии греческие посвящения в этом отношении красноречиво лаконичны