-- Я знаю,-- перебила его Оливия, стараясь унять дрожь в голосе и остановить слезы, готовые уже политься из глаз.
-- И неужели тебе нравится такое положение вещей? Это же ужасно, такое унижение! Он тебя не любит...
-- А ты любишь и хочешь, чтобы я бросила сволочь Дэвида Уорнера и осталась с тобой, по отношению ко мне непорочной, но, правда, тупой скотиной, Альбертом Стэйтоном?! -- взорвалась она наконец, не в состоянии больше сдерживаться и не заботясь о том, что стиль ее выпадов, утратив утонченность, приобрел низкопробно-обличительный оттенок.
-- Что?..
-- Неужели ты так и не понял, что мне нужно было просто на ком-то отыграться, попортить кому-то нервы в отместку за то, что их перед этим попортили мне, трахнуться с кем-нибудь и вышвырнуть вон...
-- Оливия...
-- Тебе ясно?
Она взглянула ему в глаза.
Ее взгляд был страшным. Альберт подавленно замолчал.
-- Так вот, входная дверь открыта,-- отрезала она злобно,-- У тебя есть пять минут, чтобы убраться отсюда.
5.
"Не думать, не думать..."-- словно в молитве шептала она, стараясь глубиной своего сознания вникнуть в сущность того, что с ней делают эти люди, эти злые обстоятельства...
Альберт уже давно ушел, но его голос до сих пор звучал в ушах Оливии: "Он же обручен, неужели ты не знаешь?.. такое унижение! Он тебя не любит!.."
Все рухнуло внезапно, вскрыв смертельные раны и выкинув из последнего укрытия израненное сердце. Оливия отказывалась понять, как с ней могло случиться такое, как ее любовь, первую самозабвенную и такую самоотверженно-чистую любовь могли так хладнокровно выкинуть вон, так жестоко изуродовать ее сокровеннейшее чувство.
Это даже не были мысли.
"Не думать, не думать..." Заморозить сознание...
Ей теперь не надо было другой реальности.
Какой смысл жить, быть шикарной, красивой, изысканной,.. для кого? К чему смеяться, радоваться, переживать? Для чего? Люди, не понимающие откровения не чувствовавших своей души до сих пор -- не достойны видеть... Не их ли удел лишь слепо сознавать?..
Любовь... Зачем ей было любить?..
Она была уже мертва -- теперь только усыпить мысли.
Нет, ей уже не надо было другой реальности.
"Уснуть и забыть"-- подумала она...
Сколько их оставалось -- она не считала. Она остановилась, выпив последнюю таблетку.
Смерть грязна и груба -- она знала. Последний лист должен неизбежно стать страницей прозы.
Отвратительно -- еще не больно... Уже не больно...
Теперь Оливия чувствовала, как никогда, поэтику последней прозаичной фразы, кружева тошнотворно вычурных фраз и омерзительно плывущих в глазах картин банально-пошлых извращенных мечтаний. Липкая паутина слов: