Танюшка побежала вдоль внешнего круга, а «Ящер»-Ратмир — за ней, по внутреннему, целясь проскочить в «ворота» на уровне бегущей Танюшки, чтобы сорвать с нее венок. Но, в тот момент, когда он намеревался выскочить из круга хоровода, ребята опускали руки, закрывая «ворота».
Шутки, девичий визг, мужской смех, атмосфера радости закружила всех в один нарядный разноцветный хоровод природы и жизни.
И все же Ратмиру удалось сделать обманчивый маневр и проскочить в «ворота». Танюшка, взвизгнула, подхватила юбки и помчалась в сторону озера. Но куда там! Ратмир быстро догнал ее, подхватил на руки и сорвал венок. Нацепив венок себе на голову, он понес радостно визжащую Танюшку обратно в круг.
— Топить ее надо было! — кричал кто-то.
— Искупать надо было! Пусть бы откупалась! — кричали другие.
Тем временем «Ящер» сменился, и действо пошло по кругу. Постепенно к хороводу добавлялись вновь прибывающие участники.
Хоровод разрастался и увеличивался в размерах, сочетая в себе музыку, песню, танец, слова, ритм, темп. На полную мощь включая свой изначальный, объединяющий, сакральный смысл. Превращая танец в гармонизирующий обряд.
Слева кто-то встроился в круг, подхватив мою руку. Я обернулась и не застыла на месте только потому, что двигалась в режиме потока.
Даниэль улыбался мне широко и задорно, глаза его искрились и мерцали отсветами уже зажженных костров. Митька, поймав Полину, увидел нас и передал эстафету Даниэлю.
Даниэль — «Ящер» выбрал в невесты меня и я, шустро маневрируя и хохоча убегала от мечущегося внутри круга Даниэля.
Все же прорвавшись в предательские «ворота», «Ящер» погнался за мной и, сграбастав, легко подхватил на руки и потащил к озеру под веселые подбадривающие выкрики:
— Топи ее, Даниэль! — кричал мужской голос.
— Пусть откупается! — вторил другой басовито.
— Аришка, целуй его, лешего красивого! — слышался девичий, смелый.
— Аришка, не целуй! Ну его, ушастого! — высоким колокольчиком перекрывал четвертый.
Сначала я хохотала и не верила, что Даниэль станет меня топить. Он же, дойдя до берега, попытался стащить с себя сапоги, не выпуская меня из рук.
Вырываться я не пыталась, страшно мне не было, даже если искупает, высохну. Не сахарная, не растаю.
И он, остановившись у самого берега и поняв, что я не боюсь, спросил негромко хриплым, волнующим голосом, близко глядя мне в глаза:
— Так как? Целовать меня будешь?
В темноте глаза его казались еще более глубокими и таинственными. Бездонными, как это озеро. С затаенным дыханием я смотрела в его лицо так близко, любуясь совершенным изгибом бровей, прямым носом, твердой линией подбородка. Вкусными даже на вид, изумительно очерченными губами.