Последний министр (Гуров) - страница 100

Сжимал кулаки, разжимал.

Дышал тяжело.

Откровенно хотелось пойти вслед за Николаем, схватить его за шкирку и в лицо спросить:

Что ты творишь?

Но нельзя…

Не работает так, к сожалению.

Протопопов прервал мысль.

Не хочется называть как-то непотребно августейшую особу, но повёл себя Государь неправильно, как сейчас модно говорить – неэкологично.

Другого Протопопов ожидал от столь долгожданной встречи с глазу на глаз.

Потому выводы и впечатления после часовой беседы с царской особой оказались неутешительны и не впечатлили по своим результатам.

Плохонько вышло.

Совсем плохонько.

Захочешь поискать плюсы, так не найдёшь днём с огнём.

Не так он себе видел эти самые результаты и, понятное дело, не на то рассчитывал после завершения аудиенции. Николай не поддержал инициативы министра и вообще… На вкус Александра Дмитриевича, Государь тянул резину и пребывал в аморфном политическом состоянии.

Почему?

И можно ли было это предвидеть? У министра ведь с собой доводы имелись, как хотелось полагать – веские.

На этот вопрос сложно было дать однозначный ответ. Однако в текущей обстановке у Протопопова имелось отчётливое понимание, что лицо принимающее решения на момент 1917 года – это Император. И со своей задачей склонить ЛПР на свою сторону, Протопопов не справился и больше того – провалился.

Но из каждого своего промаха Александр Дмитриевич привык делать определенные выводы, чтобы учесть допущенные ошибки и по возможности не повторять их впредь.

И министру казалось, что свой вывод из встречи он сделал.

Была выявлена проблема, видевшаяся ключевой.

Стало понятно с чем предстоит работать в ближайшие дни.

Протопопов уяснил для себя, что царь не гибкий человек – дави не дави, а не прогнется, а если и прогнётся, то лишь для того, чтобы амортизировать. Больно так.

Где царь, а где гибкость?

На разных полюсах, если только.

Исходя из этого, просился вывод, что августейшая особа совсем или крайне плохо поддаётся влиянию и любого рода манипуляциям из вне.

Любому.

За это качество Государя безусловно можно было уважать, как мужчину. И в других ситуациях такую несгибаемость можно было смело в пример приводить. Но имелась поправочка, которая все перечеркивало, по сути сводя достоинство на нет. В в некоторых случаях царская негибкость легко превращалась из достоинства в недостаток.

Негибкость приводила к зашоренности ЛПР и к узости взглядов. К той самой политической импотенции.

Николай не принимал выводов и умозаключений, сделанных другими людьми, не доверял им и его решения основывались исключительно на громоздкой аналитической работе, которую царь проводил в собственной голове, тихо сам с собою. Он верил, как самодержец и «хозяин русской земли», что достоверно знает, как русскому народу будет лучше. И отвергал любое делегирование и разделение полномочий, считая это неправильным и неуместным потому, что никто другой на самом деле понятия не имеет о исконных интересах России-матушки.