— Тут другая ситуация, — мама отвела глаза. — У папа просто накопилось. Это была последняя капля.
— Это у меня накопилось, — снова всхлипнула я. — Уходи.
Спустя час мама принесла в мою комнату ужин, мол, отец не желает меня видеть за общим столом. Как будто я желаю! И как будто я смогу сейчас проглотить хоть кусок. Их кухни доносились обрывки их разговора:
— Ты не должен был распускать руки, — говорила мама.
— То есть я должен мириться с её выходками? Сквозь пальцы смотреть, как она под гору катится.
— Ты делаешь из мухи слона.
— Когда будет слон, уже ничего не сделаешь. Поздно будет.
Отец с грохотом отодвинул стул, но, судя по звукам, все ещё находился в кухне:
— Ты что, не замечаешь тенденции? Сначала она водила дружбу с этой Черниковой, которая уже дважды попадала в детскую комнату милиции, потом заявилась на школьный вечер полуголая, а сегодня чуть не сбежала с урока и в наглую не подчинилась моим требованиям.
— Но давать волю рукам всё равно не нужно было. Она же девушка.
— Она — моя дочь!
Я залезла под одеяло с головой. Сил не было их слушать. А ещё я вдруг поняла, что ненавижу отца. Я понимаю, что это ужасно и противоестественно. И ни за что никому в этом не признаюсь. Но я его ненавижу.
* * *
Во вторник мама разрешила не ходить в школу. Не по доброте душевной, а потому что у меня на скуле проступил синяк. След отцовской руки. Не такой огромный, как после стычки с химичами, но всё равно довольно явственный. Хорошо хоть глаз не заплыл. Отец на мамино предложение промолчал. Он, конечно, терпеть не может, когда я пропускаю занятия, но больше всего на свете отец опасается слухов. Это его «Что скажут? Что подумают?» прямо в идею-фикс превратилось. И ведь я тоже поддалась этому его влиянию, тоже постоянно пекусь об общественном мнении. А оно, оказывается, вон какое переменчивое, достаточно платье не то один раз надеть. И казалось бы — ну не всё ли равно, что обо мне думает Черникова, Зимина или Вилкова, а уж тем более — Куклина или Капитонова. А вот поди ж ты, меня это грузит и не слабо, даже в свой класс идти не хочется. А ещё больше не хочется видеть Шаламова и его одноклассников. Так что хоть один плюс есть во вчерашнем скандале.
Уходя, отец велел маме разузнать, что проходим и дать мне задания. «Пусть дома занимается, раз уж в школу не пошла».
Чудно! Как будто я в школу не пошла по своей прихоти, а не потому что он меня побил. Вот, кстати, парадокс — наказал он меня вчера за прогул одного урока, даже не одного, а половины. И в итоге я теперь пропущу как минимум шесть, если синяк каким-то чудом исчезнет к завтрашнему дню. А с синяком он меня не отправит — боится, как бы в школе не заметили и не решили, что в датском королевстве всё не так благополучно, как кажется.