Рывком разворачиваю к себе спиной, давлю на поясницу, заставляя прогнуться, а потом и вовсе укладываю лицом на стол. Нет терпения, чтобы быть нежным.
Руку опускаю на промежность, бесцеремонно раздвигая нежные складки — они горячие и непростительно мокрые. Меня прет от того, насколько она отзывчивая и податливая, как глина, из которой можно вылепить что захочется. И я предвкушаю этот процесс, с каким-то нетерпением, азартом.
Хлопаю ее по заднице, и тут же снова придавливаю к столу, потому что она возмущенно дергается, пытаясь освободиться. Не выйдет, дорогая моя. Ты теперь принадлежишь мне.
— Демид, — Лерка стонет, когда я зажимаю, наваливаясь всем телом, одним движением входя до упора. Она охрененно узкая и горячая. Хочется сразу взять бешеный ритм, но держусь. Слишком быстро, и слишком просто. Я хочу растянуть удовольствие по максимуму. Хочу слышать ее всхлипы, стоны, и бессвязное повторение моего имени. Двигаюсь размерено, глубоко. Наполняя ее, растягивая под себя. Кайфую до красных чертей перед глазами.
Демид
Мне нравится с ней обедать, потому что каждый раз простой прием пищи превращается в приключение. То она хлебнет из чаши для мытья рук, то выковырнет устрицу так, что та улетит к ней же в декольте, то замучает официанта вопросом «а что это тут такое зелененькое».
Манер, конечно, не хватает. И это мягко сказано. Зато она компенсирует это своей энергией и эмоциями. Просто сбивает наповал. Чего только стоил тот момент, когда ей принесли десерт — воздушные шапки сливок, поверх крошек шоколадного бисквита и клубники. Она так закатывала глаза и облизывала губы, что мне пришлось заказывать себе кофе, а потом еще один, потому что не мог встать — член снизу в стол упирался.
У меня постоянно встает на ее эмоции. То она кипит, то уныло шмыгает носом, потому что «птичку жалко», то смеется настолько заливисто, что невозможно не улыбнуться в ответ. Но чаще: доводит меня до белого каления. Когда хочется послать к черту свои собственные манеры и воспитание, перегнуть ее через колено и хорошенько приложить ладонью по голой заднице. Чтобы жгло, и пятерня отпечаталась на белой коже. А потом зацеловать…
Это так свежо, в новинку, поэтому смакую каждый момент. У меня вообще такое ощущение, что кто-то крутит волшебную ручку, добавляя красок этому суровому миру, когда Вознесенская оказывается поблизости. Я чувствую себя более живым. И это замечают все вокруг. Даже Артур постоянно докапывается, как у меня дела. Ответ неизменно один. Прекрасно. Мои дела прекрасно. Вот уже две недели полнейшей эйфории и форменного помешательства. И все из-за рыжей.