Элине будет сложно со мной. Я могу проснуться в холодном поту посреди ночи от таких снов. Иногда с криком, иногда молча глотать собственный пульс и гасить в себе порыв пойти и спасти тех, кого не смог… А потом осознать, что поздно, и я не всесилен. Жертвы в нашем мире неизбежны, и мы вкалываем часто без сна и отдыха ради того, чтобы их просто стало меньше… смертей… женских и детских слез… страхов…
Наливаю себе коньяк. Первая порция выпивается залпом и падает в желудок тяжелым горячим комом. Быстро всасывается в кровь. Вспоминаю, что алкоголь нельзя смешивать с обезболивающим. Все равно наливаю еще. Возвращаюсь к ноутбуку, снимаю видео с паузы.
В кадре появляется старший Садыков. Он подходит к девочке, дергает ее лицо выше, больно ухватив пальцами за подбородок. Долго смотрит в ее влажные глаза, напоминающие загнанного в угол олененка.
«… — Я не хотел, чтобы все было так, — произносит он, — меня вынудили. Твой муж забрал у меня все. Я был вынужден поступить с ним так же.
Мужчина в черном костюме поворачивается к камере и обращается к своему врагу.
— Здравствуй, Алихан. Раз ты смотришь это видео, значит я уже мертв, и вы добрались до ячеек в банке. Ты уничтожил дело всей моей жизни. Ты лишил моих детей будущего. Ты лишил мою дочь шанса жить. Без денег я не смогу прооперировать свою Элину. Она будет умирать у тебя на руках. Я забрал твою вторую и самую любимую жену и сына, чтобы моя дочь жила. Жизнь — за жизнь, Алихан. Ты вынудил меня подписать брачный договор, чтобы получить доступ к информации, которую я успел на тебя собрать. К информации, которая уничтожит тебя и всех твоих людей. Я осознаю, что после заключения брака ты бросишь мою девочку умирать. И, как ты понимаешь, я не могу этого допустить. Тебе придется сдержать слово, вылечить Элину и сделать все, чтобы она жила. Тогда будет жить и твоя семья. Когда ты сдержишь слово, я узнаю об этом даже с того света, и будет произведен обмен. Моя дочь получит информацию о том, где находится твоя семья и передаст ее тебе, а ты отпустишь мою Элину и никогда не посмеешь приблизиться к моим детям, иначе мои люди придут в твой дом и уничтожат у тебя на глазах твоих женщин и всех твоих детей вплоть до самого маленького, — переводит камеру, чтобы было видно ребенка в коляске. — Дочка, если ты это увидишь, знай, что я люблю тебя. Я сделал все, чтобы ты жила и была счастлива. Равиль — моя гордость, опора. Мой сын. Береги Элину. Ты — все, что у нее осталось. Дети… Я не прошу у вас прощения за то, что сделал. Я бы сделал это еще раз, лишь бы вы жили. Прощайте…»