Но на Земле экраны обычно работали исправно. И входить в них было не страшно. Можно было даже высунуться, посмотреть на другую сторону, а потом пройти — или вернуться.
Хранитель провела нас в защищённую зону Гнезда. Мы никого не встретили по пути, наверное, все немногочисленные куколки учились или тренировались.
Мне снова пришла в голову неприятная мысль о забытом и работающем по инерции механизме.
— У тебя не будет проблем из-за нас? — спросил я.
— Вы часть Гнезда, даже ты, Макс, — ответила Лю. — Переход в другие Гнезда не запрещён.
Никаких пультов, конечно, ей не требовалось. Часть металлической стены заблестела, формируя экран.
— Спасибо, Лю, — сказала Дарина. — Мы попытаемся их переспорить.
Хранитель не посчитала нужным ответить. Так и осталась стоять, глядя нам вслед, когда мы подошли к экрану.
Глава третья
Заглядывать в чужое Гнездо мне казалось неудобным.
Так что мы просто вошли в экран и вышли в Гнезде на Олимпийском.
Из бывшего Министерства культуры в бывший «Уголок дедушки Дурова». Что и говорить, во время Перемены российская культура понесла большие потери. Хорошо хоть, что оба московских цирка уцелели.
Защищённая зона Гнезда была точно такой же, как и в гнездниковском. Вот только если провожала нас одинокая хранитель, то на Олимпийском мы вышли в битком набитый зал.
Во-первых, тут были мать, хранитель, два монаха и три старшие стражи, видимо — охрана. К стражам, монахам и хранителям я привык.
А вот мать своими глазами увидел впервые.
Она была ростом со старшую стражу и очень толстая. При этом непостижимым образом ухитрялась выглядеть… вот даже сформулировать трудно… дружелюбно? Приветливо? Заботливо? Лицо осталось человеческим, выглядело молодым, но совсем бесполым, волосы были умеренно длинными, серо-стальными, у людей такого оттенка не бывает, на седину это не походило. Почему-то хотелось подойти к ней, прижаться, начать что-то рассказывать, жаловаться и требовать утешения…
Я тряхнул головой, прогоняя наваждение.
Это всё из-за её облика.
Мать Гнезда выглядит так, как воспринимает мать маленький ребёнок. Большой, мягкой, уютной и одновременно строгой и сильной.
Имеющей право и хвалить, и ставить в угол.
А ещё, насколько я знаю, она источает феромоны.
Ну нафиг, эта «мать» младше меня, и она может быть парнем!
— Максим, призванный, — сказала мать и мягко улыбнулась. — Я не удивлена, Максим.
Но помимо Изменённых тут были и люди.
Полковник Лихачёв. Рядом с ним костлявый старикан под два метра ростом, хоть и в штатском, но с военной выправкой. И пятеро в скафандрах с зеркальными шлемами.