— Вот это — сорбент, — указала она на одну из пастилок с важным и понимающим видом, как сестра милосердия. — Вот это — обезболивающее от головной боли. В течение получаса должно помочь, — улыбнулась она, пока я с паникой смотрел за ее спину, боясь, что нас внимательно слушает Маргарита. Но Вознесенская даже не повернулась, хмурясь на какие-то расчеты.
Поймав мой взгляд, Машка усмехнулась, слегка нагнулась ко мне, а после очень тихо произнесла:
— Она меня и попросила об этой услуге.
Затем мой секретарь торжественно улыбнулась, важно выпрямила спину и удалилась, оставив меня наедине с таблетками, похмельем, мечущимися мыслями, стыдом и очень проницательной коллегой.
Поняв, что хуже уже все равно не будет, я смиренно выдохнул, выпил лекарства и произнес:
— Спасибо.
— Не за что, — отозвалась Маргарита, посмотрела на меня внимательным взглядом, а после мимолетно улыбнулась и вновь сосредоточилась на работе.
Как и предполагалось, через полчаса я ощутил себя человеком. Не совсем хорошо, но способность нормально мыслить ко мне вернулась. Потому уже через час я сам был с головой погружен в документы. Но даже это не помешало мне услышать, как Машка заходит в кабинет, но на этот раз обращается к Маргарите:
— Маргарита Викторовна, Михаил Валерьевич просил вас подняться к нему. Срочно.
— Только Маргариту Викторовну? — подал я голос, быстро переглянувшись с такой же недоумевающей Вознесенской.
— Мне передали, что ждут только ее, — безразлично пожала Маша плечами.
Вознесенская слегка нахмурила в недоумении брови, но поднялась, вежливо улыбнулась Маше и поблагодарила ее. А после собрала свои вещи, в числе которых я обнаружил и подаренный мной ежедневник, что невольно отдалось во мне чем-то приятным, похожим на радость и гордость, и затем вышла из кабинета, пока я соображал какого черта? Прежде, если ее и вызывали к главному, то, только в моем присутствии.
А после появилась догадка, которая отозвалась во мне волной мурашек, новой волной тошноты и холодного пота, что заструился по спине:
«Ее, что, увольняют?»
Минут двадцать я сидел словно на иголках, с сомнением поглядывал на дверь, помышляя подняться и выяснить, о чем Рита разговаривает с генеральным, но запретил себе вмешиваться. Не сейчас. Чуть-чуть терпенья и я все узнаю. Но где это чертово терпенье взять?!
Когда я уже почти подорвался с места, в кабинет вошла Вознесенская. По ней, как всегда, было трудно определить, что она думает, но я заметил озабоченный огонек в глубине ее зрачка, как и плотно поджатые губы, что заставило меня напрячься и вновь подумать про неблагоприятный итог с ее преждевременным уходом. Хотя я проверил и удостоверился, что об оговоренных семидесяти процентах проделанной работы и речи не идет.