— Враки! Далеко не все, — ухмыльнулся я, и мы весело расхохотались.
— И все же в глазах ваших поселилась печаль, — заключил знатный татарин.
— Знаешь, друг мой, есть такая поговорка. «Кто счастлив сражениях — несчастлив в любви!»
— Много бы я отдал, чтобы быть таким «несчастным», — горестно вздохнул Шахин, после чего с надеждой посмотрел на меня. — Ваше величество, научите?
— Не прибедняйся, царевич, опыта у тебя на десятерых хватит. И если уж ты до сих пор жив, значит и счастья для тебя немало отмерено на небесах. Что же касается, предстоящих сражений, то я думаю так. Твои враги — местные беи и турки. И для того, чтобы совладать и с теми и другими тебе понадобятся стойкая пехота и пушки.
— Где же их взять? Даже те немногие, что были в Крыму, теперь хотят уйти прочь с моих земель.
— Ничего страшного. Пока ты будешь верен нашему союзу, мои полки по первому твоему зову будут приходить из Керчи и Азова на подмогу.
— Вы оставите Керчь за собой?
— Да. И Тамань. А еще степь от Дона на запад до реки Молочной и дальше до Днепра.
— Но это наша земля!
— Взамен, я отдам тебе Кафу и все турецкие города в Крыму кроме Керчи, Балаклавы и всей долины до речки Бельбек.
— Османы не потерпят этого!
— Вам в любом случае придется воевать. Но если берег будет подвластен тебе, у них не получится высадить большой десант, а с малым ты и сам справишься.
— Без пехоты и пушек?
— Позови на службу запорожцев. Я тоже пришлю помощь. Вместе одолеем.
— Моим беям нужна добыча, — закинул удочку будущий хан. — Нужно будет ходить в походы.
— А кто тебе не дает? Вон ляхи зажиточно живут, черкесы, тоже говорят, не бедствуют. Да, хоть бы и турок режь. Ходи куда хочешь, только не в мои земли. Иначе пожалеешь!
— В степи много джигитов, за всеми не уследишь!
— А ты постарайся! — жестко посмотрел я на Шахина.
— Я понял тебя, великий царь.
В итоге возникла некоторая непонятность. Отправлять Шахина с тремя тысячами его всадников вслед за калмыками и ертаулом Михальского — рискованно. Как бы ойраты сгоряча татар не покрошили. А самому с ними идти тем более не понятно. Для пехоты это долгий и ненужный марш, да и я сам не до конца залечил рану. На коня пока садиться не стоит. Да и просто оставлять буйного чингизида без присмотра представилось мне неразумным.
Решение нашлось само, когда утром в мои покои ворвался Бурцов, и тут же застыл на пороге, увидев нас с Юлькой.
— Не вели казнить, надежа-государь, — пробормотал он, стараясь не смотреть в сторону натянувшей на себя простыню девушки.
— Чего еще? — рявкнул я. — Не видишь, я тут важными государственными делами занят!