— Приветствую тебя, великий воитель! — приветливо улыбаясь, сказал он по-грузински. — Пусть и дальше твое оружие будет победоносно, а народ счастлив.
Стоящий рядом священник тут же начал переводить, но я, не дослушав раскрыл свои объятия и шагнул навстречу царственному коллеге.
— Здравствуй, мой дорогой!
Такой радушной встречи он явно не ожидал, а потому сразу же приободрился и победным видом посмотрел на своих спутников. Однако чем дальше длилась наша встреча, тем кислее становилась физиономия Теймураза. Я представил его своим ближникам и царевичу с Петькой, хвалил грузинское вино, клялся, делая честные глаза, что нигде в мире нет лучших песенников, но стоило ему заговорить о чем-то важном, я тут же переводил речь на поэзию, или охоту, или еще какие-нибудь пустяки.
Грузинский царь и впрямь был недурным пиитом, но стихи и поэмы его посвящались по большей части любви и вину. Тема, конечно, достойная, но малоперспективная. Так уж сложилось, что высокородных лириков у меня и без грузинского царя хватает, а вот с физиками напряженка.
Взять хоть Джанибека. Тоже человек не чужд поэзии и философии, даром, что восточный тиран. Хотел было уже устроить между ним и Теймуразом поэтический турнир, но потом решил, что это будет перебор. Один пленник, другой проситель. Стоит ли бить лежачего?
— Не поможешь ты мне, — горестно вздохнул Теймураз, когда понял, что стоит мое «гостеприимство».
— А что ты понимаешь под помощью? — сбросил я с себя маску. — Что мои войска, которые я столько лет с превеликими трудами собирал, обучал и вооружал, бросят все и пойдут освобождать Грузию, чтобы тебя сделать единственным царем во всех ваших четырех царствах, а твои тавады или как их там[39] называют, красиво жили и между собой собачились?
— За всю Грузию я не скажу, но Кахети и Картли готовы признать твое покровительство. Мы все станем под твои знамена и пойдем в бой…
— Если бы вы хотели идти в бой, — перебил я Теймураза, — могли бы сделать это под знаменами Великого Моурави[40], но почему-то предпочли его изгнать.
Когда я упомянул об опальном Георгии Саакадзе, царь и переводивший нам монах разом вздрогнули и затравлено переглянулись.
— Ты много знаешь о наших делах, великий царь, — вздохнул Багратиони. — Слышал наши песни, пил наше вино. Откуда?
— Живу долго, видел много, умных людей слушал, — пожал я плечами.
Не рассказывать же, в самом деле, ему про доброго доктора дядю Левана, который вырезал мне в детстве аппендицит. Про прочитанные книги и просмотренные фильмы.
— Что же касается помощи, — продолжил я, после недолгого молчания. — Нет, войсками я вас поддерживать не стану. И не потому что не хочу. Просто не могу. Далеко вы от нас, а тут года спокойного не было, чтобы кто-то не напал или еще какую пакость устроил.