Я дернулся, но оснаб держал крепко, да и ткань рубашки оказалась выше всяких похвал — выдержала, не порвалась.
— Подумай, Хоттабыч, кто ты сейчас? — Охладил мой командир. — Ты совсем не тот молодой офицер, красавец и герой войны, кем был семьдесят лет назад! Ты старый и дряхлый старикан! — Он намеренно бил по самому больному, чтобы охладить мой «грудной пожар» — И ты что ты ей скажешь? Здрасьте, я ваша тётя? Вернее, деда! Ты только девчонку испугаешь… Ведь сколько ей сейчас? Восемнадцать-двадцать?
— Я понял… — глухо произнес я, а в груди сильно защемило. — Спасибо, командир… Бес попутал…
— Да не бес это, Хоттабыч, — я увидел в глазах командира какую-то затаённую печаль, — это любовь… Только теперь эта любовь для тебя — недостижима… Прости, старина, но теперь она… Не для тебя…
— Но я же могу её просто увидеть? — с надеждой спросил я. — Хотя бы мельком? Не затевая разговоров, не заходя в гости? Как обычный прохожий?
— Предлагаешь, подождать её? — спросил оснаб. — А если она так и не появится?
— А вдруг? Давай пройдемся по улице, немного постоим… Посидим немного на лавочке… И если её не увидим…
— Продолжим в следующий раз? — ехидно поинтересовался оснаб.
— Ты все-таки лазаешь у меня в голове, командир! — Я по-дружески ткнул его кулаком в плечо.
— Да у тебя на лбу все написано! Вот такими буквами! — Рассмеялся Петров. — Ладно, пойдем уж, прогуляемся…
— Командир… — Я сглотнул комок, вставший в горле, и попытался вновь «вывалится» на знакомую до боли улицу. Но был опять остановлен Петровым.
— Не спеши, старичок! — Оснаб вытащил из перчаточного ящика наручные «командирские» часы. — Примерь-ка вот эту вещицу.
— Зачем? — удивился я, принимая дорогой «подарок» из его рук. — Мне форсить уже поздно…
— Примерь-примерь! — Настаивал на своем оснаб. — Это не простые «котлы» [2], а очень даже особенные!
[2] Котлы — часы (тюремно-лагерный жаргон). В лагерях для заключенных, занятых на шумных стройках, о перерыве на обед, а также о начале и окончании работы оповещали с помощью списанных с кухни котлов. В такую посуду звонили, как в колокола. Тогда это слово обрело особенный смысл. Со временем оно стало использоваться вне контекста и перешло в жаргон.
— И чем же? — застегивая кожаный ремешок, поинтересовался я.
— Это самый мощный из известных на данный момент блокираторов Силы, — пояснил оснаб. — Новейшая разработка! Сам понимаешь, что лучше перебдеть. А то тебе буденовку от встречи с молодой благоверной сорвет — и порушишь, нахрен, всю округу!
— Да я… Я буду держать себя в руках! Обещаю, командир! Ты же знаешь, мое слово — кремень!