— Если кто-то, ослеплённый чувствами, вот так отдаёт всего себя, а в итоге его прах развеивают по ветру… и впрямь печальный исход.
Однако юноша, вопреки словам Се Ляня, рассмеялся.
— Чего страшиться? Если бы это был я, то спокойно отдал бы прах, захочет этот человек уничтожить его или же просто поиграть, пересыпая в ладонях, какая мне разница?
Се Лянь так и расплылся в улыбке, а затем внезапно вспомнил, что он всё ещё не узнал имени собеседника, даром что проговорил с ним уже так долго.
— Уважаемый друг, как я могу тебя называть?
Юноша приставил руку ко лбу, прикрывая глаза от красных, словно вино, предзакатных лучей, и зажмурился, будто не слишком любил солнечный свет.
— Меня? В семье я третий по счёту, так что все зовут меня Сань Лан2.
2 Сань Лан — третий по счёту, обычно подобным образом называли третьего сына. Наблюдается игра слов, согласно которой обращение также можно понять как «муженёк».
Юноша не сказал ему своего имени, и Се Лянь не стал спрашивать, вместо этого представился сам:
— Мой фамильный знак — Се, имя состоит из одного иероглифа Лянь. Позволь узнать, не направляешься ли ты в деревушку Водных каштанов, как и я?
Сань Лан откинулся назад, оперевшись о соломенный стог, закинул руки за голову, а ноги положил одна на другую.
— Не знаю. Я иду, куда глаза глядят.
Расслышав в его словах скрытую причину, Се Лянь спросил:
— Что-то произошло?
Сань Лан кивнул и произнёс, растягивая слова:
— Поругался с домашними, меня и выгнали. Я давно скитаюсь, пойти мне некуда. Сегодня от голода я свалился на дороге без сознания, так что пришлось найти место, чтобы передохнуть.
Одет юноша был довольно небрежно, но при этом одеяния его явно были сделаны из материала высшего качества; прибавить к этому изысканную манеру общения, а также ежедневное безделье и ещё некоторые мелочи, и всё стало ясно. Се Лянь давно догадался, что юноша являлся молодым господином из богатой и знатной семьи, который всего лишь сбежал из дома в поисках развлечений. Но если юноша, с детства привыкший к роскоши, так надолго покинул дом в одиночку, в пути ему наверняка пришлось испытать немало невзгод, об этом Се Лянь, как никто другой, имел глубочайшее представление. Услышав, что юноша голоден, принц порылся в дорожном узелке и вынул маньтоу, про себя возрадовавшись, что она ещё не засохла, и спросил юношу:
— Будешь?
Тот кивнул, и Се Лянь протянул маньтоу ему. Сань Лан, глядя на него, спросил:
— У тебя больше нет?
Се Лянь ответил:
— Ничего страшного, я не очень голоден.
Тогда Сань Лан отвел от себя его руку с маньтоу.