Юбилей (Талесников) - страница 2

и пили, длилась жизнь, однако.

И как ни странно, в годы те,

средь экономики развалин,

в закрытости и нищете,

духовно люди прозревали.

И как ни горько, в те же дни,

полз говор по стране неистов,

что в бедах следует винить

советским людям сионистов...

Вот и живу в другой стране,

что стала родиной на старость.

Здесь все по сердцу, все по мне

жаль, только мало жить осталось.

Страна надежд, страна мечты,

она для каждого годится,

кто может, юбиляр, как ты,

трудиться в ней, и вновь трудиться.

Испытываю благодать,

свой получая чек недельный,

что толику могу отдать

свободной, ей - нелегких денег.

Друзей особый труд найти,

хоть есть немало эрудитов.

В наш гневный век к сердцам пути

круты, извилисты, закрыты.

Талантов - россыпи в стране,

здесь смотрят шире - видят дальше,

но есть и в ней, чтоб жгло больней,

поборники и лжи, и фальши.

Людей характеров не счесть,

изменчива и их натура.

У истинной культуры есть

единственная суть - культура.

Как в жажду алчно воду пьют

до дна, чтоб капли не осталось,

так пью свободу, так люблю

страну, где радость жить досталась.

Мне семь десятков трудных лет,

я жизнь не меряю годами

стихами, что пробились в свет,

сквозь времени пласты и дали.

июль, 1988 г.

-------------------------------------------------------

И О Р Д А Н

Нет, это не сон - я напился

воды из реки Иордан,

к которой извечно стремился

народ мой сквозь страны и даль.

Нисколько она не лучше

других, что пришлось мне пить.

Рисунок ее излучин,

как может у каждой быть.

Но мы ее волн накатов

Израильскую суть саму,

Асадам ли, Арафатам

не отдадим никому!

1973 - 74 г.

-------------------------------------------------------

М О Й М А Р Т

Хирургу Тагибегову

с благодарностью.

Как, и сам не пойму я это,

но нередко бывает так:

чей-то голос услышишь, где-то

жест какой-то приметишь, знак

и далеких воспоминаний

поднимается вдруг волна,

и несет она и страдания,

грусть и радость несет она.

Стоит ветру завыть в антенне

над машиной, Ягой завыть

тянет память из дней военных

кровью выкрашенную нить.

И уже я верчу не "Волги"

с золотистым оленем руль,

а на поиск иду за Волхов,

и эсэсовца в плен беру.

Там, за просекой, темный ельник

по колени завяз в снегу,

и к нему доносится еле-еле

орудийных разрывов гул.

А левее его, и справа,

в маскхалатах немая цепь,

тех, с которыми мы по праву

все делили - и смерть, и хлеб.

Тишина... Хоть ружьем играя,

как в гражданке, косого бей

только мы тишину ту знаем,

и нисколько не верим ей:

ведь не зря комполка на карте

тот особо отметил дот,

чей в холодном рассвете марта