— Ваше здоровье, господа!
Выпил, закусил и полез наверх спать. Но только он улегся поудобней, за спиной послышалось сопение, и Муха почувствовал руку, деликатно касающуюся его плеча.
— Слушаю вас, — произнес Муха официальным тоном.
— Звиняйте нас, пожалуйста, — промямлил атаман. — Малость перебрали... Сами понимаете, до дому едем, а тут ще праздник...
— Ладно, ничего, — великодушно отпустил ему грех Муха. — Ложитесь спать.
* * *
Ночь.
Ночь безумного дня.
Поезд снова разогнался. 3-з-з-з-з-у-у-у-у! В окно ударил секундный свет. Проскочили какой-то переезд с обязательным грузовичком, фыркающим перед куцым шлагбаумом. Не спеши, паровоз, не стучите, колеса! Командир думать будет!
Но что-то ничего не придумывалось. Все, что можно было изобрести — изобрели еще в Москве. Посадили Муху в другой вагон, чтобы прикрыл на вокзале. Все.
Вот тебе и праздничек. Весь день промотались — экипировались как туристы, закрывали личные дела, я часа три проторчал в управлении, знакомился с материалами, которые смогут пригодиться. В одиннадцать собрались на Киевском вокзале. Муха прибыл отдельно, но мы проходили мимо его вагона, видели, с кем он едет. Боцман, Артист и Док, недолго думая, завалились спать. Мухе, скорее всего, приходится поддерживать интеллигентную беседу с пьяными работягами. Представляю себе эти братания и заверения в нежнейшей дружбе.
Я понял, что на сегодня я уже больше ничего путного не надумаю, будет завтра целый день в поезде, обсудим ситуацию коллективно. Надо было выспаться.
Помолитесь за нас, отец Андрей!
Так для меня закончилось воскресенье, третье июня 2001 года.
Праздник Святой Троицы.
Не успел Муха проснуться, как подвергся усиленным знакам внимания со стороны своих попутчиков. Робко заглядывая в глаза и потирая уши, его уговорили позавтракать. А когда на первой же станции Муха, высунувшись из окна, приобрел у разносчицы дюжину пива для своей новой свиты, ему показалось, что он вполне может брать этих хлопцев с собой в разведку — если только время от времени бить их по ушам и поить пивом.
Словом, к концу пути отношения в третьем купе шестого вагона вошли в непринужденную фазу, не предусматривающую, впрочем, панибратства. Строители, в сущности, были неплохими парнями, просто не те у них были воспитатели. Трое сезонников-заробитчан с апостольскими именами Йван, Петро и Павло, как выяснилось, жили в деревне Верхнее Си-невидное, что находится не доезжая двух станций электричкой до той самой Тухли, которая фигурировала в послании Бороды. Жизнь в глуши, нищета, заработки вдали от дома и единственная предложенная хлопцам идеология поиска врага привели их, простых лесорубов, к тому моральному одичанию, которое так вовремя приостановил бывший лейтенант Олег Мухин.