Они не ждали рассвета. Они не ждали мягкой погоды или благоприятного прилива. Они не ждали, потому что они были сильнее погоды и намного мощнее приливов.
Они были ярче рассвета.
Вдоль западного берега, по линии прибрежных городов и поселений, которые были соединены и укреплены в длинную змею стены с бойницами, называвшуюся К’эздрак, или К’эздрак’атт Шет Магир, небо стало белым. Оно стало грязно-белым, кислотно-белым, и белизна давила на высокие крыши и бойницы. Горячие, сухие облака катились с моря, и объединялись в плотный туман в нижних частях К’эздрака, как будто океан испарялся.
Здесь не было ветра, и все было тихо. Видимые статические разряды собирались, как плющ, вокруг поднятых стволов орудий, стоящих в готовности по всей семидесятикилометровой крепости.
На западе появилась щель, над океаном, и нахлынул холодный ветер. За секунды он превратился в шторм, стремительный, несущийся на восток пояс ветра, который захлестал по защитному валу города-форта, и сдул солдат со стены, согнул прибрежные деревья и погнал море, волна за волной, на рокритовое основание К’эздрака.
Пока мощный ветер ревел над берегом, земля сотряслась, как будто на нее упал ужасающе большой вес, и раздался звук, самый громкий звук, который когда-либо слышал человек, и которые не убил его. Это был звук атмосферы, когда миллионы тонн металла упали в нее, как камни в пруд.
Меньше чем через минуту, первые удары достигли К’эздрак’атт Шет Магира. Они не были теми прекрасными вещами, теми крепкими романтическими цветками огня, которые люди могли видеть изображенными на триумфальных фресках; они не вызывали ореола очистительного света, никакого блеска, чтобы осветить сзади благородного героя-святого Империума.