Лев Георгиевич, молча смотрел ей вслед, ничего не понимая. К его ужасу, это чувство становилось привычным. Особенно в отношении Любы.
«О чем ты думала, дура?!» – кричал Голос в голове, но Любочка его не слушала. Старалась не слушать. Верхняя пуговица не хотела застегиваться, доводила до истерики. Из ее уст вырвался страдальческий стон. «Откуда взялась эта гордость? – негодовал Голос. – Откуда, дорогуша? Еще вчера ты была готова на все, чтобы не быть одинокой, готова быть чьей угодно, лишь бы чьей-то. И что ты делаешь сейчас? Убегаешь от него! Ты же любила его! Так что ты творишь?! Недостаточно острых ощущений? Поводов быть несчастной? Завидовала, что не было в жизни упущенных возможностей, так решила наделать их себе?! ДУРА!!»
Никогда в жизни Любочка не ощущала себя настолько тяжелой и неуклюжей. Она топала громче обычного, скользила, оставляя разбросанные по узкой полосе тротуара следы.
– Люба!
Впервые в этом голосе прозвучали хоть какие-то эмоции. Впервые он назвал ее по имени, без отчества. Любочка в надежде и изумлении обернулась.
Он, высокой, широкоплечий, в черном длинном пальто, пересек всего в три шага путь исчерченный маленькими Любочкиными каблучками по первому выпавшему снегу.
– Люба, я вас не понимаю. Я ничего не понимаю. Вы же хотели быть со мной. Я расстался ради вас с Ритой, которая устраивала меня во всех отношениях. Я выбрал вас. Пригласил на ужин. Был галантен. Мы танцевали, а я ненавижу танцы. Вы сами сказали, что вечер был чудесным. Но уходите. Это нелогично. Объяснитесь.
– Нелогично?! – закричала Любочка. Эмоции переполняли ее. Она, к своему удивлению, больше не плакала. От печали не осталось и следа. Был лишь гнев. И разочарование. – Да, это нелогично! Не смею спорить!! – она утратила последние миловидные черты, сделавшись почти безобразной. Даже Лев Георгиевич смутился. Любочка, заметив это, сделалась сдержанней, сказала почти спокойно, почти отчаянно: – Я думала, такой расклад меня устроит, но ошиблась. Ошиблась! Думала, моей любви хватит на нас двоих. Но снова ошиблась. Я надеялась, что смогу исправить вас. Но и это было ошибкой! – она постояла, смотря на снежинку, белеющую на черном башмачке. – Вас и не нужно исправлять, Лев Георгиевич, – проговорила она задумчиво. – Мне стыдно за все. За мое поведение и за то, что сейчас наговорила вам. Простите, если сможете.
Она в последний раз окинула его взглядом. Красив, умен, харизматичен, но, увы, холоден, бесстрастен и равнодушен.
– Прощайте, Лев Георгиевич. Прощайте.
И она ушла. Это был последний раз, когда Любочка видела Льва Георгиевича.