Единственное, что нарушает гармонию чистоты, это разложенные на столешнице медикаменты. Перекись, ватные диски и все остальное для обработки ран. Пузырек с перекисью даже не закрыт. Похоже, я оторвала Матвея от важного занятия.
— Я… ты… я помешала тебе? — произношу неуверенно.
Матвей прослеживает за моим взглядом и пожимает плечами.
— Обрабатывал порезы. Остались те, что на спине, потому что до них сложнее всего дотянуться. Поможешь?
— Да, конечно, — киваю.
— Хорошо.
Матвей стягивает с себя футболку, обнажая смуглую кожу с рельефной мускулатурой и идет к высокому крутящемуся стулу. Усаживается на него вполоборота ко мне и вопросительно смотрит.
— Мне…
Я сглатываю и пялюсь на него. Наверное, это неприлично, вот так сразу, но я просто не в состоянии отвести от него глаз.
— Мне нужно вымыть руки, — выдавливаю из себя.
— Я подожду.
— Хорошо.
Быстро прохожу в ванную комнату, тщательно мою руки стоящим тут же душистым жидким мылом, и возвращаюсь в кухню.
Проходя мимо зеркала, я мельком бросаю на себя взгляд и отмечаю, что от моей постоянной бледности не осталось и следа. Щеки горят, словно я воспользовалась румянами. И глаза блестят подозрительно сильно.
Пытаюсь прикрыть их, чтобы хоть чуть-чуть притушить блеск, но у меня ничего не выходит. Тогда я решаю, что пусть все остается как есть.
Сейчас, как и в тот раз, когда Матвей приезжал, я словно выныриваю из вязкого сна и чувствую себя настолько живой, что хочется летать.
— Я готова, — произношу и быстрым шагом приближаюсь к Матвею.
Он сидит в той же позе и при моем приближении лишь слегка поворачивает голову. Наблюдает за тем как я беру в руки сначала ватный диск из пачки, затем пузырек с перекисью.
Взгляд его с моих рук перемещается к лицу, потом скользит по шее вниз и останавливается на кулоне.
Мне кажется, я краснею еще сильнее, хотя сильнее, наверное, уже некуда.
Матвей все смотрит на украшение, а я ставлю пузырек обратно на столешницу и непроизвольно поправляю цепочку. Потом снова беру в руки перекись.
— Поворачивайся спиной, — командую.
Несколько секунд Матвей никак не реагирует, продолжая сидеть в той же позе, но потом подчиняется.
Слегка прокручивается на стуле так, чтобы мне стало удобнее.
— Я очень переживала за тебя, — говорю тихо и прикладываю смоченный в растворе ватный диск к порезу, — больно?
— Нет.
— Эти бои… Это было так бесчестно. Сначала все они, а потом, когда ты уже устал… Я даже не знала, что бывают такие перчатки.
— Это старый прием. Фильм «Кикбоксер» не смотрела в детстве? Может, вместе с братом.
— Да, Мишка чем-то таким увлекался, но я смутно помню. Там так делали?