Боль отпускает, проходит озноб, к щекам приливает кровь, Рейв чувствует даже это.
Он закрывает глаза, но будто продолжает видеть розовое золото, отпечатавшееся у него на сетчатке.
Руки с тонкими прохладными пальцами, касаются его слишком невесомо, хочется, чтобы сжали крепче. Хочется вобрать в себя ещё больше успокаивающей, трепетной магии, которая делает так хорошо. Без чёртового зелья, которое травит не хуже болезни. Просто какими-то строчками, песенками, словами.
— Как ты это делаешь? — ему хочется спать. Он концентрируется на прохладных пальцах, которые его держат, цепляется за них, чтобы на сползти на пол.
— Тш… — опять шепчет Иная, касаясь теперь его волос.
Становится ещё легче.
Совсем легко.
Рейв будто в невесомости и это слишком хорошо, чтобы быть правдой.
Она точно знает, что и где болит, и её песня исцеляет.
— Как?
— Не знаю, — отвечает она. — Я никого раньше не лечила…
— Откуда ты узнала, что сможешь?
— Мы с тобой тогда на берегу, — начинает она, а Рейв легонько качает головой.
Он всё понял.
Тогда на берегу всё и правда было слишком странно. Их будто уже что-то связывало.
— Мне тогда показалось, что у тебя тоже есть какая-то… магия, — выдыхает она. — Ты тоже действовал на меня.
— Не понимаю, о чём ты, — хрипит он.
Понимает. Но лучше эту тему не поднимать.
— Что с тобой?
— Угадай.
— Это та опухоль, которую лечит отец?
— Что-то вроде того.
— Ты постоянно пьёшь зелье?
— По большей части да. Зелье или таблетки — одна дрянь. Что? Неприятно в моей шкуре? — смеётся он.
Брайт Масон тёплая, и Рейв концентрируется на этой мысли. Он не хочет открывать глаза и определять, насколько она близко, не хочет портить всё и опять рычать на неё. Сейчас всё более менее нормально. Более менее стабильно. Стабильно тяжело.
Он очень не хочет осознать, что из видения в окне напротив, девчонка превращается в реальное существо. Оно дышит, говорит, касается. Оно настолько близко, что начинает вводить в искушение, как материализовавшийся сон. Это опасно и чревато неприятными последствиями и тут совершенно по-детски можно затыкать уши и глаза, вопить “Если я не вижу, значит этого нет!”.
Пока план такой.
— Я не делала ничего специально, если ты об этом, — у неё очень хриплый голос.
Неестественно глубокий, сухой.
Рейв никогда не слышал таких, это необъяснимо приятно.
Он вспоминает первый раз, когда услышал от неё человеческую речь, это было на крыльце академии первого сентября. Тогда Брайт сказала: “Пошёл к чёрту”. Она обращалась к Энграму Хардину, и тот совсем не расстроился от такого милого приёма, напротив, тут же заявил, что эта “цыпочка” окажется в его комнате уже к концу недели.