Во рту вдруг пересыхает. И я понимаю, что мы заигрались. Свернули немного не туда. И то, что происходит сейчас, мне не нравится. Он парень. Взрослый и свободный. Без особых моральных принципов и с плохой репутацией.
Чернов явно запомнил мой фокус с шортами и просто так этого не оставит. Ему плевать на девчонку, которую мы только что выставили за дверь. Он сделал бы это и сам, без моей помощи, но зачем-то решил подыграть.
— Чернов?! Отодвинься, — пытаюсь воззвать к голосу разума.
Своего или его. Не важно кто вспомнит, что у нас женаты родители и целоваться это последнее, что стоит делать со своим соседом по квартире.
— А что, если я не хочу?
Вдруг дверь в нашу квартиру с уже привычным грохотом раскрывается.
Мы с Мишей одновременно поворачиваемся, чтобы увидеть застывшую на пороге Карину. Её лицо искажается в гримасе отвращения, и она поспешно отворачивается, бормоча себе под нос:
— Я оставила в спальне телефон.
— Я принесу, — спокойно произносит Миша, отталкиваясь руками от стены.
Смотрю ему в спину, игнорируя присутствие Карины, и бьюсь затылком о стену. Он только что недвусмысленно поправил штаны в районе своего паха.
Продолжаю стоять на месте, словно меня приколотили к полу гвоздями. Чернов ведь знал, что она вернется. А если не знал, то какого чёрта сейчас было?
В моей комнате всегда царит творческий беспорядок. Футболки развешаны на единственном стуле, а не в шкафу, джинсы там же, поверх футболок. Чтобы найти два одинаковых носка, нужно хорошенько пошарить по углам и под кроватью. Платье, в котором я была вчера в университете, лежит комом на полу у дверей бесхозного шкафа.
— Начнём.
Потянувшись и размяв шею, приступаю к субботней уборке, не понимая, как я живу в этом бардаке целую неделю. Мама дома всегда напоминала мне о важности порядка, я ведь девочка, и там в моей комнате дела обстояли немного лучше, чем здесь.
Можно, конечно, всё списать на творческий порыв и мои художественные мозги. Например, на меня накинулась муза, и было ни до чего. Некогда было всё это поднимать и развешивать, пальцы так зудели, что руки тряслись, как хотелось рисовать. Но положа руку на сердце это будет вранье. Почти. Рисовать правда хочется. До одури и почти всегда.
После каждой стычки с Черновым почему-то особенно… Всё, о чём я могу думать, это карандаш и мой блокнот для быстрых скетчей. Мне нравится, что выходит из под моего карандаша в эти моменты, но не нравится, кто являлся вдохновителем. Хорошо бы поискать себе другого муза.
Менее гадкого, эгоистичного, бабника.
Каким бы он ни был, так или иначе все мои мысли в конечном счете медленно уплывают в его сторону.