Креветка встает поперек горла, и я начинаю кашлять, задыхаясь. Ден тихо смеется над моей неуклюжестью и заботливо протягивает стакан воды. Жадно глотаю прохладную жидкость, пока горло не перестает першить.
— Брат? В смысле бро, кореш или…
— В смысле у нас один отец, — обрывает мои потуги Ден. — Мама Артема — была его первой женой. Это не важно. Вчера мы общались с Артемом, и он обмолвился, что хочет избавиться от клуба.
Внутри все холодеет, и я откладываю вилку, так и не донеся до рта.
Когда меня повысили, мы с Альбиной стали чаще общаться. Она рассказала о слухах, которые ходили раньше, что до прихода Артема девушкам в клубе работалось несладко. Если точнее — как в аду.
— Вижу ты догадываешься, почему тебе стоит подыскать другую работу, — голос Дениса возвращает меня в реальность.
Я уже забыла о нем, лихорадочно соображая, что теперь делать. О квартире придется забыть? Как объяснить Рите, что она не сможет рассчитывать на меня так, как раньше?
Хотела, Полина, изменить жизнь?
Держи подарок от судьбы.
35 Денис
Прошло уже минут пять с тех пор, как я рассказал Полине новость. И она еще ни разу не шевельнулась, только однажды подняла на меня глаза, и снова погрузилась в свои мысли. Не уверен, моргала ли она все это время, буравя невидящим взглядом застывшую в руках вилку.
Не знаю, как утешить ее. У меня с этим очень туго.
К тому же я думаю, Полина слишком остро реагирует. Уход с работы — не конец света.
— Полин, — зову тихо, и девушка вздрагивает, будто забыла, где находится и с кем.
— Мне пора возвращаться к работе.
Она порывисто поднимается с кресла и роняет вилку в тарелку. Неприятный, слишком громкий звон режет по нервам, и я начинаю раздражаться.
— Тебе будто сказали, что кто-то из твоих близких умрет, — рявкаю ей в спину.
Сужу по себе. Когда объявили диагноз мамы, меня словно в тиски зажало. Не мог дышать, не мог шевелиться, не мог ясно соображать. В голове билось только рак, рак, рак. Смерть.
У Полины нет причин изображать из себя умирающую лебедь. Или я чего-то не знаю?
Воспроизвожу в памяти полученную информацию, и не нахожу в ней больных родственников, да и она совершенно здорова.
Полина смотрит на меня несколько секунд, решая, то ли наорать на меня и послать, то ли рассказать настоящую причину. Ее задели мои слова. Она ждала поддержки, понимания, а я огрызнулся.
— Не тебе судить, — говорит спокойно, будто разочаровалась во мне.
Это бьет похлеще кнута, и срываюсь вдогонку. Снова.
— Полин, — хватаю ее за руку уже в коридоре, — прости.
— Заметил, как часто ты передо мной извиняешься? — спрашивает с невеселой улыбкой. — Может, это о чем-то говорит?