И не бессмертны.
Яркие глаза адьюта, по которым невозможно определить его возраст, настроение и состояние, по очереди обжигают нас троих, одного за другим.
— Сейчас мы ищем молодых, магически одарённых адептов, полных сил, энергии и дара.
— Что мы будем делать? — спрашивает Джаннинг. — В чём конкретно будет заключаться наша работа?
— Не каждый вопрос подразумевает однозначный ответ, — адьют подносит к лицу чашку, словно вдыхая аромат, впрочем, вряд ли тонкий травяной запах может проникнуть сквозь плотную кожу. — На подобный запрос от целителя я мог бы просто ответить "исцелять"- и это была бы правда, верно, а мог бы перечислить множество мелких и неизбежных действий: собирать и сушить травы, массировать, разглаживать, разрезать и сшивать, принимать роды, заговаривать хвори и накладывать швы… Однажды вопрошающий укоряюще спросит меня, почему же я ничего не сказал о боли и смерти, которые целитель пропускает сквозь собственное нутро, о сочувствии и отчаянии, о надежде и воскрешении, при том, что я не солгал ему не единым словом. Всё относительно. И на ваш вопрос, адепт Вейл, я могу ответить лишь "шить".
— Шить? — почти шёпотом переспросил Лайс.
— Наш безумный и прекрасный мир — клубок магических плетений, создающих восхитительные узоры, иногда это клубок нитей перепутанных и рваных, иногда — сплетённых в неповторимой симфонии. Не каждому дано их увидеть, но речь идёт не о вас. Вы можете. Вы будете сшивать прорехи на ткани мира. Вы! Кроме вас некому. Вы трое нужны нам.
Внезапно адьют берёт меня за руку и подносит к губам, точнее, к тому месту, где должны быть расположены его губы:
— С днём рождения, моя дорогая Корнелия. Надеюсь, через год я буду иметь удовольствие снова поздравить вас лично!
Если бы можно было вернуть всё обратно. Если бы…
***
Лайс Хамминбёрд был сильным, Лайс протянул ещё лет пять. Его удивительный дар, заключавшийся в возможности воздействия на чужую магию и её полного поглощения, был невероятен в своей зеркальной мощи, отражая ту силу, с которой он работал. И я была сильной — уж не знаю, что послужило тому причиной, любовь — к Энтони, Джеймсу, родителям или всё-таки ненависть к тем, кто отнял их всех у меня, но я держалась. Мне безумно повезло с тем, что Фоксы были сильным, древним и близким к короне родом, их положение и происхождение послужило защитой. Хоть в чем-то мне повезло.
Вейл оказался ожидаемо слабым. Слишком уязвимым. Выдержал еще меньше, чем Лайс. Об этом я узнала уже покинув Академию Безмолвия, из одного рокового письма, речь о котором будет позже.