Он лишает меня дыхания и с наслаждением смотрит, как краснеют мои щеки. Я тщетно хватаюсь за его запястье и пытаюсь убрать руку, но это бесполезно. Я не настолько сильна, чтобы с ним справиться.
И вряд ли когда-либо смогу его победить.
— Так это жест доброй воли? — зло щурю глаза, мечтая сравнять его с землей.
Как же быстро наши роли поменялись. Один тиран пропал — сразу появился новый.
Гребаный круговорот ублюдков в природе.
— Да, — кивает и медленно отстраняется. Я тут же захлебываюсь от бешеного кашля, чувствуя острую боль в груди. Рефлекторно отхожу к стене, напуганная слишком внезапным проявлением силы.
Ему надоело играть в игры. Он хочет сорвать куш и больше не считает нужным кормить меня красивыми речами.
— Пойдём, — протягивает руку, но я шарахаюсь в сторону.
Брайс гулко сглатывает и тихо предупреждает:
— Ещё одно слово, и ты очень пожалеешь.
Стремительно подходит ко мне, приобнимает за талию и раздраженно бросает:
— Не забывай, сейчас твоя мать в порядке, но я быстро могу это исправить.
Проклятье. С такими аргументами он может без конца дёргать за ниточки.
Блондин открывает дверь и ровным голосом обращается ко мне. Изображает ледяное спокойствие, хотя я прекрасно вижу, как от напряжения вздулись вены на его лице.
— Улыбайся. Этот счастливый день ты надолго запомнишь.
Мы входим внутрь. Место шикарное. Донельзя помпезное. В таком бы настоящую свадьбу сыграть — сказка.
А так…золотая клетка. Только кандалов не хватает.
Я пропускаю мимо ушей сладкие речи и ничего не стоящие клятвы. Натянуто улыбаюсь, едва сдерживаясь, чтобы не стянуть галстук с его шеи и не придушить прямо здесь. Горькие слёзы подступают к глазам, но никто этому не удивляется.
Невесты же часто плачут на свадьбах, верно?
Наконец, следуют стандартные слова.
— Если кто-либо из присутствующих знает причины, по которым этот брак не может быть заключён, пусть скажет сейчас или же вечно хранит молчание.
Я невольно усмехаюсь. Ситуация максимально комичная, ведь, кроме нас, никого нет.
Никогда бы не подумала, что Брайс обратится к священнику. Видимо, это доставляет ему особое удовольствие — стоять в святыне святых, будучи закоренелым грешником.
Внезапная усмешка за спиной заставляет меня вздрогнуть. Ледяной голос разрезает пронзительную тишину.
— Я знаю такие причины, — тихий шорох шагов.
Он идёт к нам, и мне еще никогда не было так страшно, как от цепкого взгляда, придавливающего к полу. Я медленно оборачиваюсь и смотрю прямо в бездну. В огромные черные глаза, сверкающие беспощадной жестокостью.
Шмидт…
— Брак не может быть заключен, потому что эта девушка — моя жена.