— Что? — немею от зверского предчувствия. — Ты подослал к моему мужу крыс?
Беспокойство на моём лице вызывает насмешку. Алдо щурится и недобро цедит.
— Увы, он уже избавился от них. А перед бойней еще и пытки устроил. Многое узнал, поэтому не отступит. Либо я, либо он. Вопрос его убийства уже решён, так что не противься. Не переоценивай своего…
Осекается и нервно хватает со стола пистолет. Через силу добавляет.
— Мужа.
— А если я уговорю его уехать, ты оставишь Рона в покое? — с надеждой спрашиваю.
Заметив мои чувства, Алдо начинает смеяться. Его забавляет тревога в моём голосе. Он ни во что не ставит мою сумасшедшую веру в Шмидта и открыто насмехается над глупой, по его мнению, девчонкой.
— Клянусь, порой я очень хочу, чтобы ты была похожа на Амелию. Есть в тебе хоть капля безнравственности, эгоизма и жестокости?
Есть, но ты об этом не узнаешь, потому что всю свою агрессию я направлю в твою сторону.
Я позволяю себе слабую улыбку и вкрадчиво шепчу.
— Надо было забирать её. Ты дочерей перепутал. С моей сестрой у вас бы был идеальный альянс. Она в точности скопировала твой характер.
Мысленно ошпариваю себя кипятком. Вот зачем грублю? Мой яд никак не поможет Рону.
— Нет. Она была копией этой женщины, — бросает с презрением.
Опять. Эта.
Глаза наливаются кровью. Чтобы хоть как-то собраться, я невольно впиваюсь ладонями в плотную ткань джинсов и до боли стискиваю коленки. Почти до треска.
— Ты так и не ответил, — выжимаю скупую улыбку, — если Рон отступит, ты оставишь его в живых?
— Да.
Очень сомнительно, но я хватаюсь за тростинку. Выбора нет — придётся поверить ему на слово.
— Можно я поеду прямо сейчас?
— Нельзя. Как стемнеет, так и отправишься. Но у меня одно условие — с тобой будет Фелис.
— Зачем? — рвано выдыхаю, чувствуя почти нестерпимое покалывание в районе затылка.
— Для твоей безопасности, — щелкает пистолетом и сухо протягивает. — Не пойми меня превратно, но сейчас он опасен. Даже для тебя.
Уверенно заявляю.
— Рон никогда не сделает мне больно.
— Не зарекайся. Либо так, либо ты останешься здесь.
Скрепя сердце я соглашаюсь и уже мысленно прикидываю, как буду убеждать Рона, но возле двери меня останавливает тихий вопрос.
— Ты винишь меня за приказ убить твою мать?
— Я виню вас обоих за тот кошмар, в который вы превратили нашу с сестрой жизнь, — ухожу от ответа.
Слишком больно вспоминать. Я боюсь, что, если замру хотя бы на миг, шквал агонии сожрёт меня заживо, и потому быстро скрываюсь за дверью, отстраняясь от человека, лишенного права быть отцом.
Меня провожают в комнату, и я начинаю быстро собираться. Переодеваюсь в удобные штаны, накидываю майку и застегиваю джинсовую куртку. Ледяная дрожь сотрясает тело, и я дико зажмуриваюсь, мечтая прямо сейчас оказаться в надежных руках Шмидта. От них пахнет кровью и жестокостью, но, тем не менее, только его вкрадчивое обращение «Царапка» способно остановить назревающую истерику.