– Ллей Корнелиус не велит, – совсем запуталась горничная. – Говорит, для нас опасно… да и то верно – глядите, чего он творит…
– Не «он», а светлейший ллей Тадеуш! – не сдерживаясь, выкрикнула Камилла, дико оглядываясь. Изнутри рвалось что-то дикое, жаркое, душное… – Окна почему закрыты? Да тут же задохнуться можно! Этого вы добиваетесь?! Чтобы дед тут дух испустил?!
– Не велено! – испугалась старшая горничная, когда Камилла вихрем подлетела к высокому окну, взбираясь на скамью, а с неё – на подоконник. – Да что ж вы творите, ллейна Камилла! Да куда ж вы!..
– Если рук здесь ни у кого нет – это сделаю я! – выкрикнула дочь Рыжего барона, проворачивая тугую защёлку и распахивая ставни настежь. Спрыгнула на покрытый копотью пол и дико огляделась. – Что трудного – впустить в спальню немного воздуха?..
– Так ведь он им питается! – испуганно заверещала Мартина, отпрыгивая за спину наследницы Эйросского замка.
Ллей Тадеуш выпрямился во весь рост, став внезапно выше и шире, и глубоко вдохнул ворвавшийся в покои морозный воздух. Жутко улыбнулся, разводя руки в стороны. Коротко выдохнул, разнося по покоям душный, словно из печи, жар – и спальня полыхнула. Пол, стены, даже потолок – всё охватил призрачный огонь. И этот огонь разгорался сильнее с каждым жадным вдохом мага огня.
– Огню нужен воздух, – задыхаясь от дыма, догадалась пэра Эдна.
Они оказались в огненной ловушке. Стена огня отделяла их от дверей и окон, так что четверо слуг и двое стражников оказались заперты в спальных покоях вместе с хозяином царившего безумия – и его не менее сумасбродной внучкой. Мартина причитала, вжавшись в широкую спину мэмы Софур, пэр Нильс, кажется, терял сознание, а пэра Эдна безуспешно хваталась за кувшины и склянки у ложа. Все оказались пусты.
– Деда! – крикнула Камилла, подлетая к ллею Тадеушу. Схватилась руками прямо за тлеющий камзол и встряхнула – насколько хватало сил. – Ты нас угробишь, дед! А ну перестань, слышишь! Или я сейчас же возьму и уйду! Слышишь?! Уйду от тебя! Навсегда уйду!..
Сама не понимала, что несёт. Однако подействовало сразу: светлый ллей опустил руки, вглядываясь в незнакомое лицо растрёпанной девицы, и медленно, словно через силу, опустил тяжёлые ладони ей на плечи.
– Золтан, – чётко проговорил ллей Тадеуш. – Сын мой.
Камилла снова вспыхнула – уже от обиды. Она, может, и не хвастала красотой, как ллейна Бианка или её нежная дочь, однако же со зрелыми мужами её ещё не путали.
– Деда, – напряжённо позвала Камилла. – Ты глаза-то разуй. Какой я тебе Золтан? Я Камилла, – повторила дочь Рыжего барона. – Твоя внучка.