— Меня пригласили для участия в одном проекте, — для меня не секрет, что бывшая жена во время жизни за бугром подрабатывала моделью. — Это социальная реклама, — а вот тут удивила. — Мне нужна репутация. В течение двух недель к нам несколько раз будут приезжать представители организации, которая готовит этот проект, и мы должны сделать так, чтобы они поверили, что у меня самая лучшая в мире семья, иначе я не получу этот контракт.
… Я даже мысленно стараюсь не материться, но то, что я слышу сейчас, не укладывается в моей голове без помощи крепких словечек. Она собралась не БЫТЬ матерью, а только ИЗОБРАЖАТЬ её!
И она хочет, чтобы Ника тоже в этом участвовала?
— Альбина, ты что, накурилась чего-то в своей Америке? Ты вообще понимаешь, что говоришь?
— Успокойся, Глеб, — говорит всё тем же будничным тоном, — это же всего на две недели. Мы побудем семьёй, проведем время вместе. В конце концов, наша Ника будет счастлива…
— Она никогда не согласиться в этом участвовать!!! — обрываю её елейные речи. — Она воспитывалась моими родителями и не впитала ни грамма лицемерия и фальши!
— Зря ты так думаешь обо мне, — по-прежнему уверенным в себе голосом парирует моим доводам. — Нике не нужно будет притворяться и лукавить. Ей вообще не нужно знать причины моего переезда к вам.
— Ты дура что ли совсем?! — я срываюсь на крик, но понимаю, что в соседней комнате находится посторонний человек, и ей совсем необязательно знать подробности этого разговора. — Я не буду врать своей дочери! Я обещал. Поэтому разговаривать с ней будешь ты. И расскажешь правду тоже ты! И учти, если Ника будет против, если это расстроит её и хоть одна слезинка упадет у неё из глаз, ты вылетишь отсюда раньше, чем успеешь обуться, туфли и чемодан будешь встречать на лестничной клетке.
— Глеб, я бы попросила… — конечно же, ей не нравятся мои угрозы, она ведь привыкла повелевать и сама диктовать условия.
— Нет, Альбина. Больше я не желаю слышать никаких просьб от тебя. Или ты разговариваешь с Никой на чистоту, или мы завтра же начинаем бракоразводный процесс и раздел имущества.
Конечно, ей ничего не оставалось, как согласиться. Но вот что теперь делать с Николь?
С одной стороны, я не мог её выгнать на улицу с ребенком, потому что это бесчеловечно и жестоко, а с другой — я совсем не хотел, чтобы она в принципе куда-то уходила…
За эти два дня, которые мы с ней знакомы, я словно узнаю какую-то другую жизнь. Благодаря Николь и Дианке, я по-новому посмотрел на отцовство, открыл в себе то, что долгие годы крепко спало во мне (если оно вообще было) — желание заботиться, защищать. Оно возникло настолько неожиданно и твердо, что я даже могу с уверенностью назвать это потребностью. Я не хочу больше прожигать свою жизнь в одиночку. Я хочу семью. Настоящую. Я хочу счастья своей дочери. И себе.