Поэтому я физически трусил. В двадцать лет — страха нет, а мне-то уже сейчас было… О-го-го…Чувство самосохранения билось в истерике, и я себя едва сдерживал.
Я почему и хотел сразу углубиться в тему, нужную Иванычу, к которой он подошёл лишь в конце восьмидесятых, после начала добычи на Вьетнамском шельфе нефти.
В той жизни меня сразу брали на «тихую работу», но я напросился в ОсНаз и «недоношенным» выпустился из «лесной школы».
Дома всё было наоборот. Все были довольны. Мама радовалась, даже тому, что я пойду в армию. Папа вообще был за армию: «Подумаешь, два года… Вот я четыре, и ничего, не умер».
Утром я через не хочу и не буду выбежал на пробежку. Стояли последние дни лета, а я ещё толком и не купался: то выпускные и выпускной, то Москва и вступительные.
Я бежал и «перемалывал»… Как же я мог по математике получить двояк? С таким средним баллом мне было достаточно сдать два экзамена на четыре и пять. И я точно решил четыре из пяти заданий контрольной.
— Балбесина! — Долбил я себя выгребая в море. — Надо было в МФТИ поступать, или МИСИ, там имелась похожая специальность, но экзамены на неделю раньше начинались, чем в «обычных» вузах. Потом я успел бы подать документы куда-нибудь во Владивостоке.
— Балбесина! — Долбил я себя, натягивая шорты и срываясь в бег. — Главное не попасть в первый замес. А кто должен попасть? Пацанва? Чмо ты пузатое!
— Чмо! Чмо! Чмо! — Говорил я себе, забираясь на телефонную будку, с неё на крышу магазина и с крыши по балконам взбираясь на свой второй этаж.
Упс! Вот тебе и «здравствуйте девочки»… В моём зале в кресле сидел «майор», а в соседнем кресле сидел мой папа. Воскресенье же…
— Здрасте, — сказал я буднично, входя в квартиру через балконную дверь.
Папа-то привык, а майор напрягся. Если бы папа знал, что мы с пацанами, в их с мамой отсутствие бухали у нас дома, и лазили за закуской на чужие балконы по всему дому, вплоть до пятого этажа, он бы тоже напрягся. И ведь нашли! Банку огурцов с помидорами. И тащили их в «пятой» руке, потому что не додумались захватить сумку. Ёбтыть! В магазин же пошли!
Что делать?! Детство! Юношество! Зрелость!
Одно неосторожное движение, и ты сел…
Одно неосторожное движение, и ты отец…
Одно неосторожное движение и ты умер…
Мужчина, — это случайно выживший мальчик…
— К тебе из военкомата, — сказал папа.
По его лицу можно было подумать, что он выпил грамм двести вина. Папа явно получал удовольствие от общения с «майором».
— С чего бы это? — Съязвил я. — Уже забирают? Призыва нет…
— Нет-нет, — махнул рукой майор. — Мы хотим предложить работу.