«…Как их загнали, – говорит Катерина Осиповна Глот, – то мы ж не заметили, как загнали… В воскресенье нас заперли, а в понедельник приходит туда немец и переводчик, и вот переводчик говорит:
– Скажите, где какие партизанские семьи?
Ну, все молчат.
– Кто скажет, того мы отпустим домой. Не будет сидеть. Будет живой.
Кто ж это, говорите, выдаст?..
Почему? Авдотьина Манька и ещё одна пошли показывать эти партизанские семьи. Перво-наперво к моей сестре во двор.
– Вот, говорят, её мужик и три сына в партизанах… Ну, и что… Там были лужи крови… Её избили. А после её привели и партизанку избитую привели с нею. Мою сестру как пырнули, дак она и полетела. А потом подошла ко мне и говорит:
– Не признавайся ж, что ты моя сестра, а то и меня убьют, и тебя убьют.
Ну, дак она так в уголке сидела, а я в другом во с детьми сидела… И партизанка около неё сидела… А потом не убили, не вывели её, а вместе нас всех выпустили. Ну что ж, она пришла и, може, месяца два или три побыла да и померла. Избили совсем…»
«Они бы нас сожгли, – говорит Барбара Семёновна Барбуха, – но вот раньше освободили нас, самолёт приехал, в среду прилетел, спустился во около магазина, где продуктовый. Это немецкий был самолёт. Вылезли два человека и идут сюда. Пришли, и стал один рассказывать. Этот говорит, немец, а переводчик будет говорить:
– Вот благодарите во этого начальника: он вас освобождает. А так бы вас сегодня уже не было.
А старушка одна, старенькая, вот этой женщины свекровь (показывает), как он сказал спасибовать, дак она бух на колени, да хотела ему руку, видать, поцеловать – бог её знает, что этой старухе… Мы уже свету не видели… А он ей… как держал такую палку, дак он этой старухе – палкой. Этот освободитель. Тогда она, эта бабка, чуть поднялась, старая. И люди бежали через неё. Боже, боже!..»
Марта Васильевна Лашкевич, бабуся годов под восемьдесят, припоминает предсмертный час своего мужа:
«…Он шёл посмотреть коней, и с мальчиком. Сына моего того нету, в армию пошёл и не вернулся. Батька говорит:
– Ты малый, а я старый, нас с тобой трогать не будут, давай пойдём коня приведём.
А они уже окружили деревню. А потом говорит:
– Не, сынок, мы уже не пройдём, видать, погляди, как уже нас окружили.
А мальчик во, немножко больше этой девочки был.
– Вернёмся, – говорит батька, – домой.
А потом к соседу зашли и говорит:
– Знаете, може, уже мы погибнем теперь. Нас окружили в кружок.
А сейчас входит немец и говорит:
– Вон!
Этих мужчин. Там мужчин человека три собралось. Мужчин этих на улицу. Как поставили они их, дак он, батька, этому мальчику говорит: