всё время жил в Москве мыслями и тревогами: а что там, а как оно там, где остались все его «прототипы» – его народ?
«Вчера ночью сообщили в сводке, что взяли Тимковичи, Великую Раевку, Жаволки, – читаем запись от 2 июля 1944 года в «Дневнике» Кузьмы Чорного, – родные мои места. Как моя душа рвётся туда! Она всегда там. Там живут все мои персонажи… Все дороги, пейзажи, деревья, хаты, человеческие натуры, о которых когда-нибудь писал. Говоря о Скипьёвском Перебродье, я думаю о Скипьёве около Тимкович, между лесами Скипьёвщиной и Лиходеевщиной, милое Малое Селище, красотой которого восхищалась моя мать-покойница».
Что только не пережили, чего только не повидали эти люди и эти места, особенно дорогие Кузьме Чорному, чего только не познали все наши деревни, посёлки, города – кому-то обязательно близкие, родные – за долгие, долгие ночи, что были, как день, от пожаров, и дни, что были чёрные от горя-беды!
Вон каким чёрным и долгим видится сентябрьский день Великих Прусов в памяти двух женщин со Слутчины.
Мария Нагорная.
«…Ну, я и побежала. Прибегаю туда, сразу не в хату, а в гумно. Отец мой молотил там, потому что у сестры ж некому. Молотил и собирался ехать сеять. Я прибежала туда и говорю:
– Папа, надо удирать!
Уже было достаточно сказать, что надо удирать, и люди собирались и удирали. Как я сказала, дак он сразу и бросил веять, закрыл гумно и со мною в хату. А сестра разжигает в печи: дрова положены и соломку подпихивает… Дети повставали уже. Как я только вбежала в хату, дак она говорит:
– Что, опять удирать?
Я говорю:
– Опять.
– Ну, – сказала она, – дак и беги додому, потому что нам ближе к лесу.
Я выскочила на улицу. И отец со мною. По дороге встречаем её старшего сына. Ему было только десять годков тогда. А он приехал из ночного, коня водил пасти. Коня привёл к деду, потому что дед же работает на коне, и сам уже бежал домой. Ну, мы ему это сообщили, что немцы из-под Малых Прус едут – он сразу к лесу. Прибежала я домой, вижу – дома уже никого нема, все на огороде, направляются к лесу. Мама говорит:
– Скорей давайте, а то уже все люди поутекали. Я жду вас.
И мы все побежали. Прибежали туда и сначала не прятались далеко. Не знали, что ещё и в лесу надо прятаться. На краю стоим и смотрим. Кто ещё бежит, кто ещё хочет назад идти… Мы всё ждём, ждём… Може, уже часов одиннадцать было – нема моей сестры, не прибегала она. Ни дети, ни она. Ну, мама говорит:
– Пойду. Почему ж она не пришла? Не успела, что ли? Пойду, погляжу.
Сердце ж матери не выдерживает. И она вернулась в село. К дочке. Не оказалось её. А по соседству с ними жила как раз вот эта Мария Фёдоровна Кот, о которой вы спрашиваете. И оказалось, что они не в лес поудирали, а в кусты – там, на другом конце деревни, были кусты болотные. Все люди с того конца в основном туда удрали. И вот эта Кот вернулась, ну, знаете, посмотреть хозяйство или что. Потому что так же побросали все, как кого где что встретило. Она вернулась, а мама моя идёт в те кусты, чтоб это забрать семью в лес, к нам. А Кот говорит: