– Жоржик, помоги ты мне её…
Говорит:
– Не помогу, мама, я раненый. Я ж вам ничего не помогу.
Я её затянула в ямку да – листьями… Лопухи там такие разрослись осенью… Прикрыла я их, минуточку передохнула. И мне так страшно там – невозможно! А уже так смеркалось. Уже было погорело: там они раньше подожгли…
– Теперь, говорю, утекаем!..
Там забора кусочек было и картофляник, – проползли мы ползком туда уже. А слышно – около нас людей нема, – а там пищат, кричат! Господи! Кому руки повыкручивали да ноги… Этой Вольке Ворчаковой, как мы говорим, дак ей содрали всю кожу – ну, как калошу! Да руку выкрутили – так мучили…
А мы утекали. Я ещё этак руками разгребла в бороздах картофляника землю, положила хлопца, этого Жоржа, под испод, а сама к нему на ноги, как-то голову положила, и полегли мы… Немного полежали, и так идёт машина к этой глинобитке… Нельзя же проехать по селу, горит, дак они шли около этой глинобитки. Ехали. Да уже темно. Открыли борта и пошли с батарейками искать, где кто что выносил. Несут и всё – швырь в кузов, а мы лежим… А свиньи, беда на них, чувствуют, что мы лежим, да всё – рюх, рюх… Лежу и думаю: если заметят да подойдут – убьют!.. Посветили батарейками, ну не дальше, как вот до стола, но нас не заметили. Пособирали, сколько им чего надо, и уехали…»
Мария Нагорная.
«…В полночь мы вышли. Старшие, они ж волнуются и за скотину, что там оставили, коровы не доены целый день, это ж тоже нехорошо. Пошли. Входим в село. Ничего, тихо. Дошли до своего двора, где горит хата. Корова тоже на своём участке: и скотина чувствует опасность. В огороде стоит. Мать хотела подоить её. А тут бегут люди снова. Ещё ж не знаем мы, что побили людей… Бегут люди из села, те, что оказались там раньше… И один, Березовский, говорит:
– На чёрта вам те коровы! Немцы ж ещё в селе, а вы тут с коровами!..
Снова мы бросаем всё и бежим в лес. В этом конце от леса немцев не было, а в том – были.
И вот тогда в лес прибежал Ковальчук. Он был там, в деревне, когда убивали, и он многое рассказал. Не всё, но что он видел. Он не знал, что уже всех побили, а думал, что только некоторых…»
Мария Кот.
«…И так я уже обессилела, что ничего не могу. В голове шумит – ничего не слышу… А потом слышу уже – крик, плач… Это уже кто остался где да вышел поглядеть на трупы… Плакали люди. Кто из лесу пришёл… Ночь. Это как они уже уехали. Лежим мы, ведь кто его знает, чего они плачут… Потом хотела я подняться, но шаталась, шаталась… Возьму и упаду. Этот хлопец видит, что я не встану – он меня за руку, поднял, я постояла, прошли мы немного, може, шагов десять, я снова упала. Упала, он меня поднял, и говорю уже: