А она говорит… Вообще, нарвалась на самостоятельную женщину. Она говорит:
– Знаете что, побежимте в лес, я забегу за своими сыновьями, и побежим в лес.
– Ну, говорю, побежим.
Я ещё во двор зашла, ещё зашла, захожу в этот двор – гонят меня из этого двора:
– Иди, иди от нас!
Вроде это их убьют за моих детей. Я говорю:
– Мне уже дальше некуда идти. Я уже никуда не пойду. Я уже остаюсь у вас.
Они выскочили, поглядели, а у ихнего дядьки – через улицу так жил – восемь душ семьи… И там эти деточки и мать вышли и сели на огороде своём и вот так ручечками просились, расставивши, а он их – вот так подряд стреляет, стреляет – всех пострелял… Дак хозяйка повидала это, вскочила во двор и говорит:
– Ну, утекаем теперь, тётка!
Она прогоняла меня, а это видит, что делается, дак и они: «Бежим!» Собрались, вышли. Дак и та женщина, что за сыновьями забегала, идёт. И дочка моя старшая бежит. А там вода была такая, яма большая, дак она, моя дочка, с её сыном упали в эту яму да давай топиться, а она стоит да говорит:
– Не топитесь, детки мои, не топитесь!
А немец, как пострелял ту семью, давай по ним бить. Они тогда из воды той да к нам, где я. И мы все – утекать.
Вопрос: – Они сами топились, хотели утопиться?
– Сами уже утопиться, со страху, дети эти наши, мать: «Не топитесь, деточки мои, – говорит, – вылезайте». Дак немцы стали эти строчить оттуда… Ну, мы попрощались уже тут на дворе, они со своими и я со своими, мы прощались, ведь нас уже убьют. Уже с естой стороны машина, и впереди часовые стоят по опушке леса.
Вопрос: – А слышно, что всюду стреляют?
– Стреля-яют! По всем посёлкам стрельба идёт…»
Убивают. Семью за семьёй. Хату за хатой. Машина работает, машина, каждый винтик которой – тоже вроде бы люди. Идут по улице двуногие, присматриваются, чтобы не пропустить хату, «душу» – старательно работают. О чём-то же между собой рассуждают на человеческом языке, и у каждого в черепной коробке 10 миллиардов клеток мозгового вещества. Все «законные» 10 миллиардов.
«…Приходят в хату, – свидетельствует, вспоминает Ганна Микитовна Синица, – а у нас так были две хаты и одни двери во так сюда выходят, а тут печка. Дак как мама у печки собиралась уже нам завтракать подавать, стояла, и они вошли только, – их трое шло к нам, – и так один из винтовки выстрелил. Выстрелил в неё. А я стояла вот так, за дверями в другую половину, и невозможно было им меня убить, дак они, как в неё выстрелили, а она перешла ещё в ту хату и через порог упала. Только: «Детки!» Как она уже упала, я тогда закричала и взлетела на печь. Уже ж деваться некуда. Я на печь, и эти за мной: братиха с девочкой, и соседняя девка, и сестра моя. И я повалилась вдоль стены, так вот, а потом рядом со мной сестра, а эти уже так – на нас полетели. Пули разрывные были – стали у печки вот так, стали и стреляли. Прямо на печь стреляли. Один – с кровати. Ну что, постреляли, постреляли, тогда буфет у нас этот был. Они всё по столикам лазили. Что уже они искали, я не знаю.