Вот тогда уже мужчины ломанули в двери!.. Если б они тогда ломанули, когда он того немца раком поставил, да выхватили эти винтовки! Если б они знали!.. Дак мужчины ломанули, и пять человек выскочило и живые остались. По полю полетели.
Ну, побили мужчин, а тогда скомандовали возчикам – мы всё слышим:
– Снимайте казакины, валенки новые, и галоши новые, и шапки.
И снимали они с побитых шапки, и эти казакины, наложили три воза.
А дальше давай нас… Поставили, привезли ящик и поставили на ящик пулемёт. На скрыню, что картошку возят. Придёт немец – выпихнет каких, значит, души три, четыре, пять – сколько он отсюда выпихнет. Кто ж это хочет идти под расстрел? Ну, матка, это, забирает своих, семью вот обхватывает и падает. Они ж кричат. «Пацайте!» Матка своих детей, какая там родня – обнимутся и падают. И они из пулемёта строчат…
Я всё так сзади стояла, не выходила, ага.
Так все видят, глядят в окно, говорят:
– Вон, моя дочка горит, и внуки горят…
И вы скажите – чтоб кто заплакал или что на свете!..
Вот они так тут расстреливают, а тут колхозная пожарная была. Дак там ещё мужчины сидят. Женщин отдельно запирали палить, одних, а мужчин – отдельно. Таких хлопцев, которые постарше, дак туда, с мужчинами, а малые – дак с нами были. Были у нас тут и из Бобруйска. Это ж бежали сюда на спасение, где партизаны живут. Ну, вот они все и поприезжали.
Уже осталось нас только семь человек, – всех повыпихнули. В полу щели большие. Я это пришла да руки в щели всунула, да раз – подняла эту половицу.
– Бабы, сюда, говорю.
И сама уже в яме. Эти бабы все и вбегли в яму.
Пришёл немец за нами уже, за остальными, а мы закрылись. В яме в этой. По остальных пришёл, а нас ни одной души нема. И дети в яме… боже милый, наделали там! Этот немец открыл яму – и прикладом:
– Вылазьте!
Не хотят. Кто хочет под пулю лезть? Кричит:
– Вылазьте!
Не хотят, ага. Он этим прикладом в головы бить. Вот и стали вылезать. Которая не может выйти во двор, дак тут, над этой ямой, и попристреливали – этих баб.
А я и еще тут одна – из Рудни она, и теперь живет, ага. У неё была девочка, такая маленькая ещё, полтора года. И мы взяли, подлезли дальше сюда, под брус. Я уже вся в крови была, в песку была, лицом в песок, чтоб нам не кашлянуть… Вот мы лежим уже, нам слышно, яма открытая, а они уже всунули головы сюда, поглядели, може, ещё кто есть. Не видно уже, темно. Только месяц светил, хорошо помню. Дак они поглядели, да тогда возчикам этим говорят:
– Берите солому, разводите костёр.
Эти возчики, они же подчинялись, знаете, со страху, – сюда наложили соломы, и в это помещение, и в то. А тогда: