Почти все, кто спустился с нами в тоннель, были жестоко убиты. Тварь рвала на куски отчаянных крестьян, закидывала в свою огромную пасть и глотала не жуя. Тварь с легкостью разделалась со стражниками и растерзала закованного в тяжелый доспех рыцаря. Выпила его, словно паук муху.
Николас был серьезно ранен, а я едва уцелел. Отступали мы так быстро, насколько позволяли тоннели, которые к тому времени заполонили смертоносные щупальца вечно голодного монстра.
Мы проиграли. И боль тех потерь навсегда останется со мною.
* * *
В Часовню Прокаженных я влетел подобно урагану. Следом Витор и Микаэль внесли раненного Николаса. Лицо экзорциста побледнело, скулы и нос заострились, как у покойника, с пересохших губ слетали фразы молитвы.
— Domine Deus, firma fide credo, et confiteor omnia et singula…
Нам на встречу тут же бросились двое лекарей лепрозория.
— Прочь! — гаркнул я, и заорал во всю глотку: — Гюго!!!
Лекарь выскочил из кельи и поспешил на помощь. От Гюго разило вином, но на ногах француз стоял крепко.
— Скорее, несите его сюда, — бормотал Гюго. — Да, вот так. Кладите на стол. Сейчас, брат Николас. Сейчас все сделаем…
Не отвечая на вопросы клириков, ни с кем не разговаривая, злой, будто черт, я ворвался в свой кабинет. Швырнул на затертый стол сумку с записями и со всей силы ударил кулаком по столу. Костяшки пальцев пронзила боль. Она напомнила, что я еще жив. Те крестьяне… Упокой Господь их души.
Меня бил озноб, а внутри, в душе, разгорался лихорадочный огонь. Как одержимый, я принялся раскладывать на столе свои заметки и карту местности. Руки дрожали, сердце колотилось, подгоняемое внутренним пламенем. А перед взором все еще стояло подземелье и картины жутких смертей…
— Что же это за тварь? — снова и снова задавался я вопросом. — Как ЭТО убить?
Я в очередной раз просмотрел записи, сверился с картой и нанес новую отметку с почерневшими полями и подземельем у старой мельницы. Если добавить еще две отметки, то получится искаженная пентаграмма. И тут что-то проскользнуло… Мысль, догадка.
— Хиникс пшеницы за динарий, и три хиникса ячменя за динарий, — повторил я слова ведьмы. Слова из Нового Завета, Откровение Иоанна Богослова.
Теперь все встало на свои места. Когда я осознал все, что мне довелось недавно увидеть — меня вмиг прошиб холодный пот. Апокалипсис… Апостолы Дьявола хотят начать Апокалипсис, и тому имелись доказательства. Ведьма и ее приспешники проводили темный ритуал, надеясь сорвать третью печать. Та тварь в подземелье — ни что иное, как слуга Всадника Апокалипсиса, имя которому — ГОЛОД. Сама же тварь являла собою один из семи грехов — Чревоугодие. Ну конечно, ведь иначе и быть не может! Обжорство и голод всегда идут рука об руку. Выходит, что и вспышка чумы — не происки Дьявола, а конкретное стремление, взлом еще одной печати, после падения которой в мир придет Всадник на бледном коне. В мир придет Смерть.