– Почему же? – насупился Анкс. – Когда ты объясняешь мне что-то, я почти все понимаю.
– Дело в том, что слова – это символы. Например, если я скажу слово «стул», то и ты, и я представим какой-то стул. Он может быть разным – у меня одной формы, у тебя другой, но суть самого стула мы с тобой понимаем практически одинаково. Так ведь?
– Так, – недоверчиво кивнул Анкс.
– Это потому, что мы оба видели стулья, и нам не надо объяснять, что это такое. А если, например, я произнесу слово «справедливость», что ты представишь?
– Эм… – задумчиво загудел Анкс. – Когда два человека делят что-то поровну, – неуверенно ответил он.
– Ну а если один нуждается в одной трети, а другой – в двух третях, то справедливо ли поделить поровну? – спросил Мил, но продолжил, не дожидаясь ответа: – Я имею в виду, что когда мы говорим о вещах посложнее стула, то и наши представления об этих вещах сильно разнятся. А если мы будем понимать разные вещи под одним и тем же словом, то как можно прийти к общим выводам? В таком случае, чтобы что-то тебе объяснить, Кану пришлось бы расшифровывать каждое свое слово, дабы быть уверенным, что ты все понимаешь так же, как он. Это заняло бы все его время. Поэтому он не рассказывает тебе, что такое справедливость, он показывает тебе это.
– Показывает как?
– Своим примером. Он говорит: «Смотри и учись». Это лучший способ обучения. Иногда он обращает твое внимание на важные моменты короткими фразами. В остальном же ты набираешься опыта, наблюдая за ним. Хороший учитель обучает не словами, а собственным примером. Слова же пригодятся тогда, когда ты наберешься опыта и испытаешь потребность в его осознании.
– И как я пойму, что уже набрался?
– Ты почувствуешь это. Тяжелой горой опыт будет давить на тебя, требуя осмысления. Вот тогда придет время правильных слов. И слова учителя враз обретут для тебя смысл. А без этого, какими бы правильными ни были слова, они быстро улетучатся из твоей головы, оставив неприятное ощущение чего-то непостижимого и лишнего.
Анкс задумался, пытаясь переварить услышанное. У него было море вопросов, и все они казались важными. Хотелось получить точные ответы, указания к конкретным действиям или понятные объяснения, но Мил и тем более Кан говорили какие-то туманные, непонятные, загадочные вещи. После их ответов вопросы не только не исчезали, но еще и обрастали десятками новых, превращаясь в большой запутанный клубок.
– Давай вернемся к упражнениям, – Мил коснулся плеча Анкса, – мы слишком далеко забрались.
Анкс совершал какие-то вялые движения, пытаясь выполнять манипуляции с камнями, но мысли его были заняты тем, что он услышал ранее.