Я заканчивал с монтажом интерфейса, когда раздался грохот распахнувшейся входной двери. Надо же, всего за двадцать минут добрался. Зуб даю, на следующий день получит по почте квитанцию со штрафом за превышение скорости. Я отложил готовую маску и вышел в гостиную.
Отец встретил меня каким-то диким взглядом, в котором отчетливо читались страх и гнев, и что-то еще, чего я не понял. Он стоял на коленях возле дивана, на котором все еще лежала моя мать, и пытался прощупать пульс.
— Что ты натворил, черт тебя дери?! — выцедил он сквозь зубы.
— Я? Ничего. Она просто увидела срач в моей комнате и грохнулась в обморок от потрясения.
— Довольно, Конрад! Я звоню в СКП, сейчас же!
— Я бы на твоем месте этого не делал.
— Опустился угроз собственному отцу? — он покачал головой. — И это твоя благодарность? Мы вкладывали в тебя все силы…
— Тогда ты должен быть доволен результатом. Я не знаю статистики по событиям-триггерам, но не думаю, что гиперопека и домашнее насилие, а ничем другим лишение свободы и жизненно важного лекарства я назвать не могу, стоят на первом месте. Благодаря вам двоим, мир получил еще одного кейпа. Не второй Эйдолон, но тоже кое-что могу.
— И посмотри на себя, на что ты употребил эту силу?
— Голословные претензии. Я еще ни на что ее употребить не успел. Собирался вот прошвырнуться по Докам, сломать несколько челюстей и вскрыть пару артерий, но придется потратить остаток вечера на лечение женщины, которую ненавижу больше всего на свете.
— Конрад, она пыталась обеспечить твое будущее, думала только о твоем благе… как она его понимала, — отец принялся нервно ходить по комнате. — Господи, она просто больна! После той нашей поездки…
— Я помню. Конечно, оказаться под ударом Губителя, пусть даже зацепило самым краем, не слишком-то приятно. А то, что ты таким тюфяком стал, тоже связано с поездкой?
— Ты тогда был слишком мал, чтобы помнить. Случился новый виток кризиса, в «Медхол» шли сокращения, и тогда же тебе диагностировали диабет… Мы думали, отдых за границей всем нам поможет… — он остановился и тяжело опустился в кресло. — Но случилось то, что случилось. Она была до смерти напугана. Сначала пыталась оградить тебя от всех возможных угроз, а потом это переросло в манию. Я ничего не мог сделать.
— И теперь находишь утешение в объятиях секретарши. Мог бы нас познакомить, раз уж ходишь налево. Она готовить хоть умеет? Все мечтаю о сочном стейке.
— Конрад!
— Помолчи, я думаю.
Вообще, я старался не слишком усердно использовать свою вторичную силу на людях и животных. Сложность биохимии живого организма была запредельной. Созерцать структуру неодушевленного предмета я мог часами без последствий, но неумеренный интерес к нюансам человеческой физиологии оборачивался для меня головной болью, и чем глубже я вникал во взаимосвязи процессов, тем сильнее она становилась. А сейчас мне требовалось влезть в самую сложную вещь — мозг.