— Хочешь чего-нибудь? — спросила я, не в силах выносить Ленкин пристальный взгляд.
— Посиди со мной, — выдавила она из себя, а в глазах снова собрались слёзы.
И я сидела, молча гладила её по волосам, стирала с щёк тихие слёзы и ждала. Первым не выдержал чайник, напомнив о себе протяжным свистом. Ленка была права, я здесь не гость, раз знаю, где стоит банка с травяным успокаивающим чаем, куда тётя Люся прячет мёд, чтобы её дочь не съела всю банку в один присест. Да и Ленка мне не просто подруга, она мне самый близкий и родной человек после моих стариков.
В комнату я вернулась уже с двумя чашками, ароматно парящими разнотравьем. Пили в молчании, обжигались горячим напитком, но упорно глотали, лишь бы тишина была оправданной. Осилив бо֝льшую половину, Ленка, наконец, стала более-менее похожа на нормального человека. Вылезла из-под одеяла, усевшись на него сверху по-турецки, на её щеках показался лёгкий румянец, а взгляд из затравленного превратился просто в грустный.
— Классно потусили, — неуместно пошутила я, боясь, что меня просто разорвёт, если я не скажу, хоть что-то.
— Пятница всё-таки, — ответила Ленка ровным и спокойным голосом, а я с удивлением посмотрела на неё. — Я в душ. Дождёшься меня?
— Конечно.
Я бы и в ванную за ней пошла, потому что сомневалась, что её уже можно оставлять одну. Но она не пригласила, а я усмехнулась, представив, сколько новых шуточек про лесбиянок я бы от неё услышала, если бы предложила это сама. Мылась она долго, или мне просто так показалось, вышла посвежевшая, пахнущая её любимым гранатовым гелем для душа, плюхнулась рядом со мной.
— Ко мне Азаров приходил. — «Да ладно!» чуть не вырвалось у меня, но ногти с силой вжатые в ладонь помогли сдержаться. Ленка старалась говорить легко, но лёгкость эта выходила откровенно вымученной. — Придурок этот, Краснов, выболтал мой адрес. Так ещё и звонок контрольный сделал, чтобы я наверняка дома была. А я и была. Первый раз, — «Так он ещё и не один раз приходил!», — на прошлой неделе, конспекты взял. Я, помнится, его послать хотела, но, когда увидела Клима на пороге, посчитала, что слишком унизительно для него и по-детски для меня — хлопнуть дверью перед его красивой физиономией. Пожалела, дура. Это было первым неправильным решением. — Городова замолчала, вздохнула с сожалением и продолжила: — Сегодня он позвонил сам, поинтересовался, во сколько можно лекции принести. Договорились на шесть вечера. Я весь день — как на иголках, всё в уме перебирала, что сказать и сделать должна. Больше пачки сигарет скурила. Готова была записку около квартиры повесить «подсунь конспекты под дверь» лишь бы не видеть его, чувствовала, что случиться что-то должно…