Впрочем, мысли о стирке улетучились уже через секунду. Увиденное заставило меня замереть. Тело перестало слушаться, превратилось в непоколебимую каменную глыбу. Руки повисли по бокам, вдоль тела, тяжёлыми валиками, в которых больше не было жизни. Не кровь текла по ним, согревая мягкую плоть, а отрава, разрушающая, медленно убивающая изнутри.
Холодный льдистый взор ясных глаз цвета вод Старого океана зацепился за меня. Он скользнул по моему лицу, очертил подбородок и лизнул шею, будто пробуя кожу, застывшую на холодном ветру, на вкус. А после нырнул под ворот платья, потерявшись в складках мягких тканей.
Вместе с ним потерялась и я.
Мир рухнул, чтобы вновь стать целостным, обрести четкие грани. Вот только стали они острыми, безжалостно вспарывающими плоть, стоило только прикоснуться. Словно лезвие изогнутого кинжала Хильды. Словно сталь, жаждущая крови.
Я же жаждала почувствовать подушечками пальцев мягкие губы, что отвечали на мои ласки горячими, будоражащими кровь, поцелуями. Терпкими, тягучими, неимоверно вкусными.
Кажется, молчание длилось целую вечность. Я силилась подобрать слова, пыталась усмирить те чувства, что неиссякаемым потоком изливались, заставляя цвести кусты акации, что росли подле соседнего дома, раньше срока.
Он молчал. Лишь свысока взирал на меня, словно видел впервые. Но мне ли не знать, какие на вкус его губы, как сильны умелые руки, сжимающие в крепких объятиях, как порочны бывают его мысли, когда пляшут во взгляде, за густой пеленой, огоньки азарта.
– Мой фьер? – из дома на крыльцо вышла девушка и, словно покровитель, накрыла плечо мужчины своей ладонью, увешанной кольцами разного диаметра. На тонких изящных пальцах они смотрелись гармонично, притягивали взоры.
Вот только я смотрела не на нее. Моим вниманием завладел он. Мужчина. Мой мужчина. Мой некромант. Мой Кроу.
– Мой фьер, ты холоден, – констатировала девушка, касаясь пальцами бледной шеи. Конечно холоден! Он же в какой-то степени мертв! – Позволь согреть твое тело. – Рука соскользнула вниз, замерла у пряжки ремня, что опоясывал талию некроманта. Он не шелохнулся. Не оттолкнул. Не отпрянул. Сердце сжалось, а после взорвалось, превращаясь в груду осколков, которые ранили, кололи изнутри. До боли впивались в грудную клетку, оставляя кровоточащие раны, невидимые глазу. – Извините, – скупая улыбка для меня, ставшей невольной свидетельницей этой сцены. Она словно пригоршня соли, небрежно брошенной на рану, лишь усилила мои муки, увеличила их в десятки раз.
Кроу покорно развернулся. Молча повиновался. Мгновенье и его силуэт скрылся в доме. А следом, не мешкая, вошла девушка. Прикрыла дверь, укрываясь от моего любопытного взора.