Стало тихо до звона в ушах, то ли на самом деле, то ли Марина вдруг оглохла. Еще она онемела и остолбенела. Только зрение еще служило ей, потому что каким-то краешком сознания она отметила, что вокруг нее почему-то светло. Ожила, оглянулась. Так и есть! На дальней опушке леса включились фары другой машины. В ту же секунду хлопнули дверцы, темные фигуры бросились бежать: одна – к берегу, а другая – к ней. Марина, не раздумывая, рванула по бетонке в сторону поселка. Кажется, у нее даже ветер в ушах свистел. Дождя уже не было, впереди ярко светились окошки ближнего дома. «Скорей к дому сторожа! У него – ружье, собаки…» Навстречу ей от самых ворот медленно выехала третья машина. Она развернулась и встала поперек дороги метрах в двух от Марины, резко остановившейся. Открылась дверца, в освещенном салоне сидел Виктор Александрович Краснов, как всегда – значительный и суровый. Он начал неторопливо выходить из машины и что-то говорить при этом, но уши Марины словно ватой заткнуло.
«Все они – заодно», – успела подумать Марина, и в глазах у нее совсем стемнело…
16
…«Марина! Марина!» – настойчиво повторял какой-то знакомый голос. Марина слышала его, но ей было так спокойно и хорошо, словно она парила в облаках. «Марина!» – позвал ее Андрей, и она удивилась слегка и как-то лениво подумала, почему его слышно, но не видно. Медленно-медленно появлялись новые ощущения: что-то давит на спину, и голове как-то прохладно, и не только голове. «Где это я лежу? И почему такая мокрая? Ну да, шел дождь. Дождь!?»
Сознание включилось, и четкая картина всего происшедшего заставила Марину резко подняться и сесть. Ее замутило и, наверное, вывернуло бы на изнанку, если бы в желудке было хоть что-нибудь, хоть маковая росинка. Она была в машине, на откинутом заднем сиденье, в промокшей одежде и в грязных туфлях, а рядом сидел Краснов-старший. Его старая потертая кожаная куртка тоже была мокрой, а ботинки – в грязи, а сам он был взлохмаченный и угрюмый. Машина стояла в каких-то непроглядных кустах, с выключенными фарами, внутреннее освещение было довольно слабым. Марину затрясло: то ли от холода, то ли от нервного напряжения, но не от страха. Он вообще атрофировался в этот момент. Лязгая зубами, она с трудом выговорила:
– Что со мной было?
– А Вы не поняли? Легкий обморок. Я еле успел Вас подхватить.
Марина разозлилась: «Прямо кисейная барышня! Хлопнулась в обморок на руки главного подозреваемого». Дрожь прекратилась, и она задала следующий вопрос:
– А что с ней?
Краснов поднял спинку ее сиденья, включил кондиционер (повеяло теплым ветерком), из бара достал темную квадратную бутылку и два стаканчика, плеснул ей немного, а себе налил почти полный, выпил залпом и только тогда ответил: